сказал он и опустил ей на колени поднос с дымящейся чашкой чаю. Она поспешно прикрыла грудь одеялом, торопливо провела рукой по волосам и, глянув на покачивающийся на коленях поднос, подумала, что иностранцы не слишком считаются с правилами приличия. Выпив чай, Исабель села в глубокую ванну с подогретой морской водой зеленоватого цвета и, разглядывая свое обнаженное тело, вспомнила о том, как проходило купанье в интернате Святого Сердца… Когда она спустилась наконец в столовую палубы «Б», к ней с поклоном подошел старший стюард, представился Хиггинсом, сказал, что будет рад служить ей, проводил ее до столика на двоих и усадил напротив женщины лет пятидесяти, которая ела омлет.
Сеньора назвалась мисс Дженкинс и, тряся двойным подбородком, стала рассказывать, что она учительница, что живет и работает в Лос-Анджелесе, что каждые три года на свои сбережения совершает круиз, что ей ни разу не довелось путешествовать на пароходе зимой и побывать на солнечных островах, когда там не так жарко, то есть в бархатный сезон, что школьные каникулы, к сожалению, бывают только летом. Ну а Исабель пришлось в свою очередь рассказать мисс Дженкинс, что она имеет собственный магазин в Мехико на улице Ницца, откуда она уехала первый раз в жизни, что вообще это ее первая поездка за границу, хотя ей в магазине помогает очень работящая девушка, ее зовут Марилу, и уж на Марилу можно положиться: она свое дело знает; что магазин требует постоянного внимания — ведь было так нелегко создать ему хорошую репутацию и получить постоянных клиентов, среди которых есть, разумеется, старые друзья, родственники и знакомые из почтенных семей, пострадавших в революцию, а есть и дамы, разбогатевшие совсем недавно, и эти дамы знают, что любая вещь, купленная в ее boutique,[15] будет отличаться хорошим вкусом, и, что там говорить, так приятно выбрать для клиентки красивое пресс-папье, предложить лайковые перчатки, завернуть отрез модного шелка!
Сеньора Дженкинс оборвала вдохновенный рассказ Исабели, чтобы дать ей совет — никогда не заказывать английский завтрак, потому что сухой овес и тощие селедки, которые островитяне сбывают «Родезии», годятся только как рвотное после ночных попоек.
— Нет, вы не представляете, сколько может выпить один человек, пока не увидите это своими глазами! А что вы пьете?
Исабель рассмеялась и сказала, что ведет очень скромную жизнь. И что уже скучает по этой жизни, хотя здесь все для нее в новинку, все необыкновенно… Что ни говори, а так славненько просыпаться в своей квартире — она живет вместе с тетей Аделаидой, — пройтись пешком до магазина и там вместе с Марилу, такой молоденькой, толковой, спокойно заниматься делами, потом обедать в «Санборне», это напротив, на той же улице… Тетя Аделаида ждала ее к семи, они вспоминали старые семейные истории, обсуждали все, что случалось за день, а в восемь у них был легкий ужин. По воскресеньем ходили к мессе, по четвергам исповедовались, по пятницам причащались А сразу за углом кинотеатр «Латино». И все так славненько!
