Над телом одного из бойцов склонился Лонгино Каттанео. По его усам и бороде скатывались слёзы. Не замечая их, он держал в своих больших руках голову мёртвого и неотрывно смотрел ему в лицо. Над обезображенной старым шрамом щекой убитого зияла страшная рана. Удар вражеского копья пришёлся по виску. Не имевший шлема воин был сражён наповал, не успев пустить в ход топор.
— Эх, Джованни, Джованни… — скорбно шептал старейшина. — Не пришлось тебе дожить до нашей победы. Сколько лет ты ждал её и не дождался… Помнишь, в Парме накануне побега мы молили мадонну. Нас было пятеро, а пробились двое. И вот смерть взяла и тебя…
Позади Лонгино, опираясь на арбалет, стоял сутулый, рано поседевший старейшина Федерико ди Новара. Его глаза были сухи, губы сжаты, только лёгкое подрагивание век выдавало сдерживаемое волнение. Поверх рубахи плечо у него было перетянуто широкой тряпкой. Не мигая, он медленно переводил взгляд с одного лица на другое, будто желая навсегда запомнить тех, кто был здесь.
Опустившись на колени у края могилы, тихо рыдали женщины.
Перед тем как засыпать могилу, каждый бросил туда горсть земли. Потом осторожно стали зарывать её. Последними были закопаны лежавшие в центре молодой ткач из Верчелли и старый крестьянин из Прато, сосед Исидоро.
Народ ещё долго не расходился. Лёгкий ветер доносил с лугов запах альпийских трав.
— Где-то сейчас их души, — посмотрев вверх, сказал Паоло. — Может быть, они уже вознеслись к небесному порогу.
— А на земле всё как прежде, — вздохнула Маргарита. — Только братья, что лежат здесь, уже не встанут.
— Вспомни слова завета, — возразил Ремо. — «Не считай убитых за правое дело, не называй их мёртвыми, ибо они живут…»
— Теперь не придётся встречать солдат голой грудью, — заметил Антонио. — Бой принёс победу и оружие.
— Иметь бы его раньше, мы не потеряли бы стольких! — горестно воскликнул кузнец Стефано.
— И каких людей — Джованни, Пьетро, Игнацио!
— Не будем, друзья, предаваться скорби, — глухо произнёс Дольчино. — Наши братья честно сражались и отдали жизнь за святую правду. Можно ли иметь судьбу прекрасней? Осушите же слёзы! Разве то, за что они бились, умерло вместе с ними? Разве погибло дело, за которое они пролили кровь?
Голос Дольчино стал громче. Толпившиеся вокруг бойцы жадно слушали вождя.
— Не будем же омрачать память о них печалью. Возблагодарим лучше господа за то, что он послал нам таких товарищей, что дал радость дружбы с ними. Живые или мёртвые, они будут всегда в нашем строю, ибо души, соединённые общим стремлением к истине и добру, не может разлучить даже смерть…
