За завтраком Кира Николаевна вдруг запричитала:
— Какой ужас, что мы с тобой наделали...
— Хорошо бы все-таки знать, кто он, этот мой соперник? — спросил он очень серьезно, взяв ее за руку.
— Генерал Гарднер... — еле слышно ответила она.
— Еще одна тыловая крыса? — спросил он.
— Что ты... что ты... — ее глаза расширились: — Он свой человек при дворе, друг-приятель гатчинского коменданта генерала Дрозд-Бонячевского, его знает весь Петроград, он очень опасный человек!
Он, смеясь, поднял руки.
— Сдаюсь и обращаюсь в паническое бегство.
— Я его не люблю... Он очень плохой человек... он изменяет мне направо-налево, а меня держит в этой каменной клетке.
Она выпустила его через кухню на заднее крыльцо.
В тот же день он разузнал, что генерал Гарднер занимается закупкой продовольствия и оборудования для привилегированных военных лазаретов, патронируемых особами царской фамилии, и, кроме того, причислен к «состоявшему под августейшим председательством ее императорского величества государыни императрицы Александры Федоровны Верховному совету по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов». Так или иначе, пока шла война, Гарднер купил в Питере два коммерческих дома и особняк для любовницы. В петроградском доме генерала в преферанс играли по рублю, и за ночь там проигрывались состояния... «Великий вор», — решил Дружиловский и на этом построил свои дальнейшие планы.
Разыгрывая роль влюбленного, тяготящегося своей бедностью и страдающего от необходимости скрывать свою любовь, он без особого труда уговорил Киру Николаевну принять участие в шантаже генерала. Она оказалась прекрасно осведомленной о делах своего неверного мужа.
Под угрозой обнародовать его воровские проделки генерал выдал счастливым любовникам крупную сумму. Дружиловский положил эти деньги в банк на свое имя, сговорившись с генеральшей о покупке дома в Крыму.
В январе семнадцатого года пришел приказ об отправке курсантов авиашколы на фронт. Снова пришлось беспокоить генерала, и на этот раз пригодилась его дружба с гатчинским военным комендантом. Дружиловский превратился в преподавателя школы и на всякий случай был положен в лазарет. Он снова спасся от фронта и уже думал, что выбрался, наконец, на счастливую дорогу. Лежа в госпитале, строил планы, как он использует хранящиеся в банке 30 тысяч рублей, и почему-то чаще всего приходила в голову мысль завести в Питере собственный ресторан. Он видел себя — респектабельного, независимого, встречающего легким поклоном денежных клиентов. Странным образом генеральша в его мечтах, как правило, отсутствовала.
