Шашин ловким манёвром ушёл из-под огня вверх, а потом, отжимая от себя штурвал, стал набирать скорость. Разгадав его намерение, истребители свечой тоже взмыли вверх и сбросили на маленьких парашютах осветительные ракеты.
Над лесом повисли две огромные синевато-белые медузы, и в широких лучах ослепительного света как бы запутался большекрылый силуэт двухмоторного самолёта. Сверху на него метнулись две узкие, вытянутые тени.
— Теперь надо уходить всерьёз, — сквозь зубы произнёс Шашин и развернул самолёт на юг.
— Куда? — недоумевал Барков. — Там же фашисты….
— Но зато меньше зениток, чем на линии фронта, — лаконично пояснил командир.
— Лучше уйти в другую сторону.
— В какую? — удивился Шашин.
— Ну, так вернёмся?
— У нас же ещё две с половиной тонны груза.
— А если… — Барков не докончил фразы и угрюмо промолчал.
— Для того-то мы с тобой и сидим здесь, чтобы не допустить этого «если»… — сказал Шашин. — Пока не выполним задания, не вернёмся.
Больше тридцати минут кружился Шашин над вражеским тылом и, окончательно сбив с толку истребителей, незаметно вернулся к Дорогобужу. Вновь тускло засветились костры на жаровнях и вниз полетели ящики с боеприпасами.
Задание выполнили.
* * *
… Шашина вызвали в штаб поздно вечером.
— Немедленно готовьтесь к вылету, — сказали ему. — В Н-ском партизанском отряде вас ожидают несколько наших лётчиков, сбитых в недавних боях. Они спаслись на парашютах. Необходимо срочно вывезти их оттуда. Сами знаете обстановку… Горючего берите в обрез, чтобы больше была загрузка.
Час спустя Шашин был в воздухе. Полёт предстоял недолгий, но рискованный. Шёл на высоте около тысячи метров — забираться выше не было нужды. Туда летели без каких-либо происшествий. Можно было подумать, что никакой войны нет, и они летят обычным ночным пассажирским рейсом.
Подлетев к месту базирования партизан, сразу увидели на земле сигнальные огни и спокойно зашли на посадку.
— Выпустить шасси, — приказал Шашин.
— Есть шасси! — откликнулся бортмеханик.
Вдруг с земли ударил по ним шквал огня! Иван Терентьевич резко развернул машину вправо, а бортмеханик, не дожидаясь команды, убрал шасси.
— Не узнали? Или это не партизаны? А как же сигнальные огни?
— С ума посходили, что ли! — воскликнул Иван Терентьевич.
Но раздумывать было нечего и некогда. Война столкнула их с новой обстановкой и надо было разгадать её и выйти целыми. Решили вернуться.
Обратный полёт был одним из самых рискованных в практике Шашина… Он чем-то напоминал пешее передвижение по минному заболоченному полю. Было страшновато, но мозг работал отчётливо и сурово — ни одной лишней, ненужной сейчас мысли: сохранить машину — вот цель…
