Художник понял, что для хозяина это верх щедрости, и смирился, промолчал. А Кринаш представил себе светящуюся красоту, которую издали будет видно во мраке, и окончательно перестал жалеть о том, что не его имя поднимется над лесом и рекой.
— Ладно, — хлопнул он художника по плечу, — пойдемте все в трапезную. Дагерта, неси вино, я угощаю. Выпьем за «Посох чародея»!
Холеные белые пальцы женщины с нежностью перебирали крупные стеклянные бусины в изящной резной шкатулке.
Некоторые из бусин еще оставались молочно-белыми — как в тот день, когда четырнадцатилетней девчонке подарил ожерелье ее первый мужчина.
Первая любовь — как оказалось, она же и последняя.
Первый подарок, не выпрошенный холодно и расчетливо. Кажется, и единственный.
И первое осознание своего Дара.
Каким это было озарением, какой злобной радостью — понять, что в постели она может высосать из человека талант или мастерство и присвоить себе — хотя бы ненадолго…
А потом пришла способность заключать похищенное в бусины и хранить бесконечно.
Вот оно, ее сокровище — дороже кладов древних королей!
Пальцы вертят бледно-желтую бусину. Что здесь?.. Умение восхитительно играть на лютне. Память об одном музыканте. Не очень полезно для жизни — так, бренчание! Но ведь не знаешь заранее, что и когда может понадобиться…
Вот темно-коричневая, почти черная бусина, похожая на очи страстной, неистовой рабыни-наррабанки, что рычала и кусалась в ее объятиях, словно тигрица.
Она и видела по-тигриному — во мраке, сквозь мглу! Вот оно, это редкое свойство, заключено в карюю бусину, лежит смирно, ждет хозяйской воли.
А вот зеленоватая, цвета теплой морской волны, — в ней скрыто умение плавать и нырять на зависть дельфинам… он и сам был почти дельфином, тот загорелый рыбак.
А здесь? Ах да, сила! Удивительная силища того наемника из Фатимира… как его звали-то? Ну, не важно! Он был могуч, как тролль, на спор поднимал быка. Потрясающий мужчина! Жизнь в нем билась и пенилась, словно вода на каменных потоках Тагизарны. Он даже сумел выжить после… ну, после того как еще одна белая бусина поменяла цвет. Кажется, жив и теперь. Собирает милостыню по дорогам — жалкий калека с трясущимися руками, не способными удержать даже кружку с вином.
И все же — какое жизнелюбие! Кажется, из всех ее любовников и любовниц в живых остались только двое — этот наемник да ее первый муж…
Первый муж! Белые руки дрогнули над шкатулкой, алый рот недовольно скривился. Ну сколько можно портить себе кровь этим воспоминанием?
