Наконец, отец, погрозив пальцем, уходил к себе. Мать, довольная произведённым действием, также оставляла нас, а мы с Колей, после момента ужаса, хмурые и огорчённые, отправлялись в детскую.
— Когда же мы вырастем? — бывало скажет Коля, ложась на кровать и кладя на мои колени ноги, — когда же, наконец, мы вырастем?
Я не отвечал ему прямо и с увлечением звал его уйти совсем на третью площадку нашей горы, построить там хижину и поселиться в ней навеки.
— Никогда никто не догадается, — спешил я предупредить его возражения, — и все дома будут плакать о нас. А папа непременно раскается.
Постепенно наш разговор оживлялся. Коля не отвергал моего плана, а я, довольный, начинал описывать ему нашу будущую жизнь на площадке с такими подробностями и так раскрашивал её своей фантазией, что увлекал его за собой. Забывал и он о своих огорчениях, только что вызванных суровой рукой отца, и в эти минуты, когда он опять становился самим собой, смелым, мужественным — я страшно любил его.
— Ну, забудем, — говорил он, намекая на только что происшедшее. — Поговорим о наших делах.
Я уже знал, что это означало, и, предвкушая удовольствие, ложился с ним рядом, а он начинал рассказывать прелестную историю, которой не было ни начала, ни конца, обаятельную историю, служившую нам утешением во всех наших маленьких огорчениях.
— Двенадцать карликов, ко мне! — говорил Коля, легко ударяя в ладоши, и я замирал от счастья.
Двенадцать карликов, одетые в турецкие одежды, с длинными бородами, с парой срезанных турецких голов за поясом и длинными перьями на белых чалмах, появлялись пред нами и покорно ждали приказаний Коли.
— Двенадцать карликов, верные мои слуги, переоденьте нас, — командовал Коля суровым, отрывистым голосом.
В один миг мы превращались. Коля становился похожим на китайского богдыхана, с которым мы были знакомы по картинке из прелестной сказки "Соловей", — в мантии и с короной на голове. Я был в голубом бархатном костюме, расшитом золотом, с маленькой коронкой, приличествующей принцу.
— Теперь, — говорил Коля, обращаясь ко мне, — вслушайся, какая чудесная музыка раздаётся под нами. Слышишь? Это поют люди в заколдованном царстве. Но теперь ещё не настало время освободить их. В сегодняшнюю ночь мы не навестим их, и к белому домику, что за морем, пройдём другой дорогой: через лес и болота. На обратном пути полетим морем. Карлики, откройте в полу дверь. Павка, дай руку…
Воображение моё чудесно работает. Вот карлики взялись за кольцо, прикреплённое к полу, рванули его, и образовалось широкое отверстие. Чудесная нежная музыка, так щемившая сердце, послышалась ближе, и я, испытывая головокружение от неведомых чувств, спускаюсь с Колей в пещеру. Карлики идут впереди и мы как-то не ходим, а плывём в воздухе. Дорога прекрасная. Стены пещеры, — рассказывает Коля и я вижу, — выложены хрусталём и искрятся и переливаются волшебным светом: красным, фиолетовым, зелёным… Карлики молча идут всё скорее, скорее… Коля важно и уверенно плывёт, и лицо у него такое серьёзное, что я начинаю пугаться. Оглянуться боюсь.
