— Как раз три дня тому назад мы получили вот это письмо, адресованное его дочери Кёко. — Он вытащил из нагрудного кармана сложенный вчетверо белый конверт и передал Хамото.
"Последнее время твой отец полюбил прогулки пешком, — писал Нитта. — А ты часто гуляешь у моря?
В Токио нет моря, где осенью всплывают на поверхность медузы. Но здесь, как и в нашей деревне, дует один и тот же осенний ветер.
Твой отец последнее время пристрастился к прогулкам в ветреную погоду — хожу то к тюрьме Сугамо, то на кладбище храма Гококудзи или в Дзосигая.
Я и тебе советую, моя девочка, гулять вечерами по берегу залива Вакаса. В эти часы море прекрасно, а с гор опускается туман. Стоит твоему отцу закрыть глаза, и он явственно видит твою фигурку у моря.
Надеюсь в будущем месяце к тебе приехать, и тогда привезу все, о чем ты просила".
— Он написал, что хочет приехать в Вакаса. Девочка так радовалась. И вдруг такое… Конечно, я ей ничего не сказал…
— Это письмо не мог написать человек накануне самоубийства, — пробормотал Хамото. — Скажите, а часто он писал дочери письма?
— Не реже четырех-пяти в месяц. Странный человек был мой старший брат. Обращался с ней не как с дочерью, а как со взрослым другом.
— И все эти письма у вас есть?
— Да, девочка хранит их в своей шкатулке. По-видимому, Нитта отправил ей несколько десятков писем. В этом проявлялась его необыкновенная любовь к дочери. И почему такой отец должен был наложить на себя руки? Эти письма еще более укрепили Хамото в мысли, что Нитта не мог покончить жизнь самоубийством. Значит, его убили, убили этого доброго человека. Но кто и с какой целью?
Брат Нитты ушел, сказав, что пробудет в Токио три дня: надо закончить формальности, связанные с отправкой останков в родную деревню, и привести в порядок жилище покойного в Сакасита. Пообещав с ним связаться, Хамото вернулся в редакцию, но не находил себе места и решил немного пройтись, чтобы еще раз спокойно обдумать случившееся. Из Дзимбото он двинулся в сторону Кудан. На улице, обсаженной начинавшими желтеть платанами, было людно. Он повернул к каналу, но и там оказалось много гуляющих: в центре Токио не так просто отыскать уединенный уголок.
Хамото перелез через изгородь и уселся на лужайке. Водная гладь канала посверкивала в лучах клонившегося к закату солнца. Но ни ясное безоблачное небо, ни зеркальная поверхность воды сегодня не успокаивали Хамото.
Так кто же преступник, если совершено убийство, раздумывал он. Прежде всего в памяти всплыли те, кто бывал у Нитты дома: Таноки и Нонака. Он стал припоминать, как они выглядели, как вели себя у Нитты. Чем занимался Таноки, он в точности не знал, кажется, пописывал статейки, специальность Нонаки ему была известна — фотограф. Судя по всему, их связывали с Ниттой какие-то общие дела.
