.
Главнейшая задача политической экономии, которую Анфантен предпочитал бы называть "философской историей промышленности", заключается в указании как взаимных отношений различных слоев производителей, так и отношений всего класса производителей к другим общественным классам. Эти указания должны основываться на изучении исторического развития промышленного класса, причем в основе такого изучения должно лежать "новое понятие о человеческом роде", т. е., другими словами, о природе человека [37].
У Мальтуса оспаривание теории ренты Рикардо тесно вязалось с оспариванием очень известной, — как у нас говорят теперь, — трудовой теории стоимости. Мало вникая в сущность спора, Анфантен торопится разрешить его утопическим дополнением (как у нас говорят теперь, поправкой) к учению о ренте Рикардо: "Если мы хорошо понимаем эту теорию, — говорит он, — то следовало бы, кажется, прибавить к ней, что… работники платят (т. е. платят в виде ренты) некоторым людям за отдых, которому те предаются, и за право пользоваться средствами производства".
Под работниками Анфантен понимает здесь также, и даже преимущественно, фермеров-предпринимателей. То, что он говорит об их отношении к землевладельцам, совершенно верно. Но все сводится в его "поправке" лишь к более резкому выражению явления, прекрасно известного и Рикардо. К тому же, резкое выражение это (А. Смит выражается подчас еще резче) не только не решает вопроса ни о стоимости, ни о ренте, а совершенно устраняет его из поля зрения Анфантена. Но для него эти вопросы и не существовали; его интересовало исключительно будущее общественное устройство; ему важно было убедить читателя в том, что не должна существовать частная собственность на средства производства. Анфантен прямо говорит, что если бы не такого рода практические вопросы, то все ученые споры о стоимости были бы простым препирательством о словах. Это, так сказать, субъективный метод в политической экономии.
Утописты нигде прямо не рекомендовали этого "метода". Но что они были очень склонны к нему, доказывается, между прочим, тем, что Анфантен упрекал Мальтуса (!) в излишней объективности. Объективность была, будто бы, главным недостатком этого писателя. Кто знаком с сочинениями Мальтуса, тот знает, что именно объективности-то (свойственной, напр., Рикардо) и был всегда чужд автор "Опыта о законе народонаселения". Мы не знаем, читал ли Анфантен самого Мальтуса (все заставляет думать, что, например, взгляды Рикардо были известны ему лишь по тем выпискам, которые делали из него французские экономисты), но если бы и читал, то едва ли он оценил бы их по их истинному достоинству, едва ли он сумел бы показать, что действительность противоречит Мальтусу. Занятый соображениями относительно того, что должно было быть, Анфантен не имел ни времени, ни охоты внимательно вдумываться в то, что есть. "Вы правы, — готов он был сказать первому встречному сикофанту, — в современной общественной жизни дело происходит как раз так, как вы его описываете, но вы чересчур
