— Не жизнь, а сметана! — воскликнула Машка.
Мама мне рассказала об этом в ее присутствии. Стали допытываться: откуда? Кто это так говорил? Ухмылялась, молчала, а потом сказала:
— Аллочка.
На Аллочку (воспитанницу Минзамал) это похоже. Но Аллочка уехала от нас месяц назад — и, значит, целый месяц эта глупая поговорка хранилась где-то на дне крепнущей Машкиной памяти.
. . . . .
Ездили на велосипеде к тете Ляле и на обратном пути заезжали в переулочек, где папа недавно выследил двух индюшек. Обещал показать Маше и показал индюка-папу и индюшку-маму.
. . . . .
Кстати… Вопрос о родственных отношениях всего окружающего — не только людей, животных, но и неодушевленных предметов — последнее время почему-то чрезвычайно занимает Машу.
— А мама у них есть? А где папа? А дити есть? А тетя Ляля?
«Тетя Ляля» (как и «тетя Гетта») — это, конечно, не имя, а степень родства.
Спрашивает про соседских девочек:
— А папа у них есть? А мама? А тетя Гетта?
На днях гуляла с мамой и увидела трех уток.
— Эта утка — папа, эта — мама, а эта — тетя Ляля.
Дачная хозяйка — тетя Шура — тоже нечто нарицательное.
Разглядывали картинки в книге про Белочку и Тамарочку.
— А где у них тетя Шура живет?
. . . . .
Спрашиваю:
— Как зовут твоих дочек?
— Эту зовут — Бася.
— А эту?
— А эту… эту — Пиня.
Откуда это? Сразу два — и таких колоритных, бабелевских еврейских имени: Бася и Пиня.
И ведь ниоткуда, сама выдумала.
. . . . .
Об отношении Маши к лакомствам.
Даем ей только фруктовые конфеты, карамель. Или мармелад. А шоколад ей, как и многое другое, запрещен врачами.
Вообще-то она не сладкоежка. Но клянчила конфеты постоянно.
— Конфетку дашь? Конфетку можно?
Я сделал опыт. Она принесла свою кругленькую корзиночку и похвасталась:
— Смотри, сколько у Маши конфет!
Я прибавил еще несколько. И сказал:
— Давай переложим эти конфеты в коробочку. И пусть эта коробка будет у Маши. И Маша, когда захочет, будет есть конфеты и угощать других.
Переложил конфеты в коробку из-под мармелада и отдал коробку Маше. Коробка лежала на столе на веранде, и Маша, по моим наблюдениям, не злоупотребляла своей властью. А может быть, она просто не поняла, в чем дело. Но и в этом случае нет оснований огорчаться. Легкость, с какой она рассталась со своими сокровищами, делает ей честь.
29.7.59.
Ходила с папой на полувысохшее болото за цветами. Ходить было трудно и страшновато: осока растет густая, под ногами какие-то кочки и ухабы, а папа не ждет — уходит все дальше и дальше.
