— Когда я обнаружила, что беременна, — снова начала она, — я рассмотрела все возможности. Сделать аборт или оставить ребенка. Разумное решение не так просто принять, когда внутри тебя развивается жизнь. Я знала, что ни то, ни другое решение мне не подходит.
— А-а. — Его голос был еще более бесстрастным. — Поэтому ты решила сделаться мученицей.
— Ты, сукин сын! — Ее голос сорвался. В глазах появились слезы ярости, и она отвернулась. — Езжай домой, Каллен, — прошептала Марисса. — Ты добился своего. Теперь, пожалуйста, просто уйди.
Последовало долгое молчание. Она услышала его шаги за спиной, почувствовала легкое прикосновение к плечам. Он попробовал повернуть ее к себе лицом, но Марисса отпрянула.
— Ты любишь этого ребенка, — тихо сказал Каллен.
Она не ответила. Ей не нужно было отвечать.
— Марисса, если ты любишь его, — тихо продолжил он, — тогда ты должна желать ему лучшей судьбы. Хороший дом, хорошая школа, более того, два родителя, которые заботятся о нем. Неужели это так ужасно? — Он повернул ее к себе. Ее глаза блестели от слез и он почувствовал, как что-то начало теплиться внутри него. — Женитьба — единственный выход. В глубине души ты знаешь, что это так.
— Не получится.
— Почему?
— Потому что… потому что не может это сработать.
Он улыбнулся. Это был слишком нелогичный ответ для женщины, которая так гордилась своей логикой.
— У нас все получится, если мы постараемся. Мы два умных человека. Мы найдем выход.
Она покачала головой.
— Мы чужие друг другу.
— Нет. Мы вместе провели ночь… — Его голос упал до отрывистого шепота.
На ее щеках выступил румянец.
— Ты ведь не думаешь, что на сексе можно построить семью, — прошептала она.
— Браки иногда строят и на меньшем.
— Да, но…
Был единственный способ успокоить ее, и Каллен использовал его. Он взял в ладони лицо Мариссы и поцеловал ее. Она вскрикнула, попыталась отстраниться. Он зажал ее нижнюю губу между зубами и почувствовал ее плоть. Боже, какой у нее был аромат. Ее губы пахли клубникой, клубникой, растущей на залитом солнцем холме. Марисса застонала, прижалась к нему и открыла губы. Каллен вздохнул, прижал ее к себе еще плотнее и поцеловал. В этом поцелуе отразился весь голод, который он сдерживал последние месяцы.
Она пробормотала ласковое слово на испанском и придвинулась ближе. Она была мягкой, теплой, невыразимо женственной. Ее грудь и тело округлились, готовясь к рождению ребенка.
Мое, неистово думал он. Все это мое.
Кажется, прошла вечность, прежде чем Каллен поднял голову. Марисса казалась маленькой и хрупкой, и ему ужасно хотелось снова притянуть ее к себе и защитить от всех бед.
