— Позвольте спросить вас: как вообще ваша дочь переносит это? — говорит наш фатер этому разведенному кадру. — Я имею в виду вашу взаимную разлуку?
Мы как раз откушали. Обед протекал в поразительно спокойной обстановке, так что пока я единственный, кто залез под стол, но к этому давно все привыкли. Мать сервирует кофеек с такой осторожностью, что я едва-едва слышу: с одной стороны, она старается не разбить праздничный сервиз, с другой — не сглазить это небывалое совпадение взглядов. Я всем нутром чую, как она силой принуждает себя не идеализировать ситуацию, а принимать ее трезво, без всяких нереалистичных, преувеличенных ожиданий.
— И знаете ли, что самое удивительное? — говорит фатеру ухажер. — Мы обычно спрашиваем, как это переносит она. Почти автоматически все предполагают, что в таких случаях ребенок страдает несравнимо больше взрослого.
Слышу, как он отхлебывает кофе и ставит чашку обратно на стол.
— Но когда вы такого якобы страдающего ребенка попросите поскорее позвонить вам, то он об этом — очевидно, по причине своего страдания — всякий раз забывает. Вы ждете, ждете, но телефон молчит. В конце концов вы не выдерживаете и звоните сами, ибо после двух-трех дней напрасного ожидания это именно вы, кто умирает от тоски и печали, а измученный родительским разводом ребенок как ни в чем не бывало говорит вам: «Привет, папуля, послушай, я могу тебе звякнуть примерно через час? Sorry, но по телику как раз начинается „Беверли-хиллс“…»
Фатер заразительно смеется.
— Это мне явно кое-что напоминает…
Готов поклясться своими башмаками, что при этом он кидает выразительный взгляд на сестрицу.
— Запомните правило номер один: прежде чем позвонить ей, посмотрите телевизионную программу, — поучает папахен.
Он, факт, лыбится — по голосу слышу.
— А теперь скажите: как эту разлуку переносите вы?
— Сейчас уже лучше. Временами бывает довольно трудно, но иной раз, напротив, очень хорошо. Даже опасно хорошо. Надеюсь, вы понимаете меня.
— Да, понимаю, что вы имеете в виду.
Минутная тишина.
— Но с чем действительно я не могу смириться, так это с тем, что вижу ее так мало. Так отчаянно мало.
— Раз в неделю во второй половине дня и каждый второй уик-энд, — говорит фатер со знанием дела.
— Именно так.
— С Ренатой у меня было точно так же — правда, Рената?
— Да, папенька, — говорит сестрица голосом Адины Мандловой. — Вы совершенно правы, папенька.
— Кое-чем поделюсь с вами, — говорит этот отвергнутый отец с пылом. — Да, я вижу свою дочь крайне мало, но верю, что, невзирая на это или, скорее, даже поэтому, я парадоксально в большей мере отец, чем неразведенные отцы, которые могут видеть своих дочерей когда им заблагорассудится.
