Однажды на фуникулере он произнес несколько непривычно длинных фраз. Конечно, он рассчитывал прежде всего на меня. Своими словами он попытался, довольно тяжеловесно, объяснить мне ту самоочевидную вещь, какую я поняла лишь многими годами позже: дескать, любые человеческие отношения живут полной жизнью или прозябают в прямой зависимости от того, сколько нежности, хорошего настроения и взаимной приязни обе стороны в них «инвестируют»…
Он тогда говорил, а я разглядывала себя в стеклах его солнечных очков. Стальные тросы с тихим урчанием уносили нас к белым вершинам. Папка растерянно умолк. Я посмотрела на него и рассмеялась.
— Я могу кое-что сказать тебе?
— Естественно, — загорелся он новой надеждой на наше взаимопонимание.
— А ты не обидишься?
— Нет.
— У тебя из носа торчат волосики, и в этом дурацком колпаке ты похож на дебила.
Это было в марте. Летние каникулы проводить с ним я отказалась. Мне было тринадцать, и я решительно не хотела целыми днями торчать перед камерой и выслушивать всякие бредни об инвестициях в отношения.
Я сообщила ему об этом в один из наших уик-эндов, сразу же в пятницу вечером. Его проняло. Он откашлялся, убрал заготовленные каталоги туристических бюро и за весь вечер практически не сказал мне ни слова.
Я обиделась.
Кроха в нашей «дамской» комнате наряжается на свое первое свидание. (Петр после ужина пригласил ее в город на мороженое! Еще ни разу в жизни ее никто никуда не приглашал — а ей уже давно тринадцать!) Она поочередно перемеривает все тряпки, которые взяла с собой, и в конце концов возвращается к тому смелому оранжевому платьицу, которое мы перед отъездом купили вместе. Она изучает себя в зеркале.
— Ну как? — поворачивается она к Синди, а потом даже ко мне. Фу-ты ну-ты!
В наших отношениях установились четкие границы, но время от времени одной из нас удается их ненадолго переступить. Вот и сейчас: то, что будет непримиримо разъединять нас, по меньшей мере, еще много лет, на какое-то мгновение отступает перед обыкновенным девичьим желанием хорошо выглядеть.
— Очень тебе идет! Ты просто очаровашка! — слышу, как говорю я с восторгом.
Я силюсь не казаться сухарем под тридцать, но временами перегибаю палку.
— You look really great![15] — нараспев говорит Синди (у нее, конечно, это звучит естественно).
Раздается стук в дверь.
— Разрешите?
Кроха возводит глаза к потолку.
— Входи, — кричу я.
М. делает веселый вид, но на это явно никто не клюет.
— Это ты серьезно? — говорит он Крохе. — Ты в самом деле собираешься идти в таком наряде?
