На холме стоял и ждал Гугуцэ с тремястами и ещё тремя новёхонькими санками.
— Батюшки! — одна женщина даже в снег упала. — Никак, нас в другое село перевозят?
— Люди добрые! — начал Гугуцэ, снял шапку и произнёс речь, очень короткую, чтобы уши не успели замёрзнуть. — Кто летом отведал винограду, пусть за это сейчас прокатится на санках, — и поскорее надел шапку.
Посмотрели люди друг на друга: усы, бороды, тулупы, длинные шали, — всё это мешает кататься на саночках.
— Гору слишком крутую выбрал! — сказал кто-то.
— Утопить меня хочешь в речке за гроздь винограда? — накинулась на мальчика какая-то женщина.
— Пусть лучше дети покатаются, — поднял воротник директор школы (и он летом отведал винограда у Гугуцэ). — А мы будем для них саночки возить.
Но тут из толпы выступил Тоадер Путинэ:
— Никита, ты здесь?
— Тут я, кум!
— Давай уж и это дело сделаем! — нахлобучил Путинэ шапку и сел с дедом Никитой в санки.
— Сторонись! — крикнула жена того человека, у которого шляпа была с дымоходом, и села в другие санки.
— Эге-гей! — подхватило эхо.
— Ишь ты, не разучились ещё! — кричали старики.
Все обрадовались, будто только того и ждали. Даже санок не хватило. Рыбы подо льдом проснулись, глаза выпучили. В селе овцы блеяли, коровы голодные мычали, а хозяева знай себе катаются в долине Рэута до самой темноты.
Одни хитрецы, которые летом за очками бегали, грустно стояли в сторонке.
— Эге-гей! — звенела гора.
Директор школы так хитро перевернулся, что не знали, в каком сугробе его искать, а колхозный счетовод, летя с холма, печать потерял.
После всего этого на Мельничном холме слепили снеговика. Приставили голову — вылитый Гугуцэ! Тогда у его ног вылепили двух собак — большую и маленькую.
Бинокль Гугуцэ и зеленые человечки
Появился у Гугуцэ бинокль, но кого теперь удивишь биноклем? Оставит его Гугуцэ днём на завалинке, вечером придёт — он там и лежит; забудет бинокль у калитки, там же его и найдёт.
— Кхе-кхе! — дразнит мальчика говорун-сосед. — Вот на войне биноклю цены не было. У нашего генерала, помню, был бинокль: только он поднесёт его к глазам, а немец уже — руки вверх и вылезает из укрытия.
Гугуцэ и сказать нечего. Не начать же ему войну, чтоб для бинокля дело нашлось?
Так бы и забыли люди про бинокль Гугуцэ. Но вот однажды посмотрел мальчик в бинокль: подвода к селу идёт. А ездовой, задумавшись о чём-то, не видит, что одна лошадь распряглась и осталась щипать травку на обочине, — знай себе погоняет кнутом другую, то в горку, то под горку. Так и въехал в село.
