Как затравленная, металась она по комнате: от кровати к шкафу, от шкафа к креслу, от кресла к кровати.
В дверь тихо постучали.
— Лейла, открой! Открой! — прошептала за дверью мать.
Лейла остановилась посреди комнаты и закрыла лицо руками. «Куда же мне деться? Даже если я запрусь на сто засовов, все равно мне никуда не скрыться от них. Дверь заперта на ключ, но разве я одна? И так всегда… Никуда от них не скроешься. Хоть бы на минуту забыться, уйти от этой проклятой жизни… Всегда чей-то глаз следит за тобой… Опекают, как маленькую… Да еще и бьют, топчут твое человеческое достоинство…
Что же делать? Господи, что же мне делать?.. — повторяла девушка. — А что, если умереть? Сейчас… Сию минуту!» — мелькнула мысль.
Лейла представила себе, как она мертвая лежит на кровати. Глаза ее закрыты, холодная рука безжизненно повисла, тело вытянуто. Рядом стоит с опущенной головой отец и, еле шевеля губами, бормочет: «Как же так, девочка? Как же так?..»
А чуть поодаль — много, много людей, и все они, показывая на него пальцами, шепчут: «Это он! Это он убил свою дочь!» Мать, потрясая кулаками, истошным голосом кричит: «Убийца! Это ты убил Лейлу! Это ты убил мою дочь!» Впрочем, разве мать когда-нибудь решится крикнуть на отца? Никогда! Ни за что! Она всю жизнь ходит перед ним на цыпочках и безропотно выносит все оскорбления. Она способна только лить слезы, да и то чтобы никто не заметил.
Лейла села на кровать, закрыла лицо руками.
Зачем она живет? Да и живет ли она? Разве ее можно назвать человеком? Нет! Она вещь, ковер, из которого выбивают пыль. Тряпка, постланная в прихожей на полу, чтобы об нее вытирали ноги. И нет на этом свете ни одной живой души, которая любила бы ее или хотя бы относилась по-человечески.
Мать постучала настойчивее.
— Доченька, открой!.. Не упрямься, девочка. Иди, скушай что-нибудь… Выпей чайку.
«Доченька… Девочка…» — мысленно передразнила ее Лейла. Она почему-то вспомнила, как несколько лет назад, когда она была еще совсем маленькой, отец однажды сказал: «Лейла вовсе не наша дочь. Мы нашли ее на пороге мечети. Ведь она ни на кого из нас не похожа. Взгляни на нее, Махмуд. Ты — светлый, мать — светлая, и только одна Лейла — темная».
Лейла тогда умоляюще посмотрела на мать, надеясь найти у нее поддержку. Но та, рассмеявшись, тоже стала подпевать отцу: «Мы ее нашли завернутую в пеленки. Она была такой маленькой, такой беспомощной. Мы сжалились и решили приютить ее у себя».
