Махмуд высмеивал порядки в стране, ханжество, косность, всякие глупые традиции и обычаи, окруженные ореолом святости. Тут глаза уже загорались у Лейлы, а мать с отцом, интуитивно чувствуя в подобного рода рассуждениях нечто недоброе, настораживались. Но Махмуд ловко обходил все острые углы, пересыпал свои ядовитые замечания безобидными шутками и прибаутками. Не засмеяться было трудно. В результате отец не знал — то ли всерьез принимать эти речи сына, то ли в шутку.
Беседы велись на самые различные темы. Но о чем бы ни говорили, любой разговор кончался спором о политике. И особенно он становился острым, когда к ним присоединялся Ассам, а это случалось довольно часто. Они с Махмудом и на занятиях в институте и после занятий были неразлучны.
Во время этих споров Лейла не сводила глаз с Махмуда, но и не пропускала ни одного слова, сказанного отцом или Ассамом, мысленно готовя возражения против доводов противников Махмуда. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не вмешаться, но Махмуд, как правило, сам находил, что ответить, и тогда лицо Лейлы освещала неподдельная радость…
— Знаешь, Джамиля, — призналась как-то Лейла своей двоюродной сестре, — папа говорит, что мы с Махмудом мыслим не умом, а чувствами.
— Глупая! Он, наверно, шутит! — засмеялась Джамиля.
— А может быть, это действительно так, — задумчиво произнесла Лейла.
— Скажи, пожалуйста, а что сделало твое вафдистское[6] правительство? — с жаром спросил как-то Махмуд. — Все кричат: «Вафдисты! Вафдисты! Только партия Вафд может спасти страну!» А что в конце концов конкретного сделала эта партия?
Махмуд так смотрел на Ассама, будто именно он отвечал за деятельность правительства.
— Все требует времени. За один день много не сделаешь, — уклончиво ответил Ассам.
— Ерунда! Ты сам прекрасно знаешь, что переговоры ничего не дали. Все видят, что это переливание из пустого в порожнее продолжается уже несколько лет.
— И все-таки партия Вафд лучше какой-либо другой, — вставил отец, вытирая рот салфеткой.
Махмуд, подавшись чуть вперед, выпалил:
— Нет, Вафд хуже любой другой партии, она предала народ, который ей когда-то верил!
Ничего не ответив, отец удалился в ванную. Приближалось время вечерней молитвы, и ему нужно было успеть сделать омовение.
— Один энтузиазм, которого у тебя много, еще ничего не решает, — как бы между прочим заметил Ассам. — Ты спрашиваешь, что делает правительство? Правительство борется. Борется и с королем, и с англичанами!
