Сэр Хьюг ждал нас. На губах его играла несколько натянутая улыбка. После блеска и роскоши алтаря зеленый дамаст его платья смотрелся обычной дерюгой, но лицо светилось почти таким же благородством — и было столь же невозмутимым, — как лики каменных изваяний, что со всех сторон взирали на нас. Глаза его не мигая следили, как мы приближаемся, дьякон и я.
— Мастер дьякон, — надменно сказал он, полностью меня игнорируя, — вы ведь знаете, кто я, не так ли?
— Да, милорд, — отвечал тот. Теперь настал его черед запинаться. — Я обнаружил этого мальчика, когда он брал нечто с алтаря, и решил, что поймал вора. Теперь вижу — он сказал правду, и сожалею, что плохо о нем подумал.
— Ладно, не важно, — заметил сэр Хьюг и вдруг одарил нас широкой белозубой улыбкой. — Имею честь говорить с Жаном де Нуанто, верно? Ваш дядя сражался при Хаттине[10], не так ли?
— Да, милорд. Точно так. Я просто поражен, что вам известно мое семейство.
— Брат Жан, помните, что я приближенный епископа. А наш юный друг Петрок вас чем-то оскорбил?
— Что вы, милорд, никоим образом, — отвечал дьякон, кладя мне руку на плечо. — Хотя, боюсь, я напугал его. Но конечно же, я и не собирался вмешиваться в дела епископа.
Сэр Хьюг рассмеялся:
— Все пугают бедного Петрока — такая уж, видно, его судьба. Но он, конечно, простит вас. А кроме того, его участь вот-вот должна перемениться.
Пока они обменивались репликами, я стоял между ними, все еще сжимая в руках золотой ковчежец. И радовался, поскольку Жан, дьякон, более или менее извинился передо мной за то, что напугал до полусмерти, а поскольку он казался мне теперь приятным человеком, я был вполне готов простить его, хотя и предпочел бы, чтобы сэр Хьюг не делал этого за меня. И что это он имел в виду, говоря о перемене моей судьбы?
Теперь рыцарь и дьякон свободно беседовали. Сэр Хьюг задавал вопросы о службах в соборе, Жан де Нуанто с готовностью отвечал. Потом сэр Хьюг вроде как снова обратил внимание на меня.
— Мы же задерживаем вас, а ведь епископ ждет! — воскликнул он и спросил дьякона: — Вы не проводите нас до дверей?
— С радостью, — ответил тот и, помолчав, осведомился со смущенной улыбкой: — Это, конечно, совершенно не мое дело, но такая уж у меня проклятая любопытная натура. Не скажете ли, для чего епископу понадобилась рука святой Евфимии? Мне, вероятно, придется объяснять ректору, куда она подевалась.
— Нет ничего легче, — ответил сэр Хьюг. И дружески протянул дьякону руку, а тот улыбнулся еще шире, ожидая, что дворецкий вот-вот посвятит его в какую-то тайну.
