— По какой причине, инспектор?
— Ну, вы любите необычные истории, мистер Холмс, а эта как раз для вашего архива. Миссис Пейдж страдает навязчивой идеей, что ее настоящее имя Эмма Джейн Дарлингтон, более известное как леди Дарлингтон.
— Разве это так уж необычно? — осведомился я. — Сколько сейчас в Бедламе[4] Наполеонов и лордов Нельсонов?
— Вы упустили главное, Ватсон, — заметил Холмс. — Можно понять безумца, воображающего себя знаменитой личностью или даже Богом. Но почему она вообразила себя неизвестной женой сравнительно неизвестного аристократа?
— Могу это объяснить, — сказал Лестрейд. — Она похожа на эту женщину.
— Вы имеете в виду внешнее сходство?
— Откуда она может о нем знать, — вмешался я, — пробыв целый год за решеткой?
— Благодаря ротогравюре, — ответил инспектор.
Вынув из кармана сложенную газетную вырезку, свидетельствовавшую о его глубоком интересе к этому делу, он передал ее Холмсу, а я заглянул ему через плечо.
— Это свадебное фото, — заметил Холмс.
— Теперь я припоминаю! — воскликнул я. — Этот лорд Дарлингтон был изрядным повесой, но в конце концов решил жениться. Возможно, потому что отец угрожал лишить его наследства, если он не остепенится и не произведет на свет одного или двух наследников. — Я усмехнулся, но мои собеседники не разделяли моего веселья.
Взяв у Холмса вырезку, я посмотрел на простое приятное лицо новобрачной. Газета была датирована 1 октября.
— Этот брак вызвал немало шума, — сказал Лестрейд. — Не то чтобы я читал колонки сплетен… Дело в том, что отец невесты занимался импортом чая и кофе и едва ли отличался голубой кровью.
— По крайней мере она приятная девушка, — заметил я в ее защиту.
— Да, — согласился Холмс. — Миссис Пейдж увидела эту приятную девушку в газете, подметила сходство и решила, что она и есть счастливая новобрачная.
— Вот именно, — кивнул Лестрейд. — Тогда и начались все неприятности. Она стала вопить днем и ночью, что ее муж, лорд Дарлингтон, засадил ее в тюрьму, чтобы продолжать свою беспутную жизнь. Несчастная умоляла тюремщиков помочь ей, связаться с ее семьей, с друзьями, даже с самим Дарлингтоном. Она полностью обезумела, мистер Холмс.
— Ужасно, — промолвил я. — Очевидно, жизнь казалась ей невыносимой, и она изобрела себе другую.
— Браво! — Холмс улыбнулся мне, на сей раз без всякой иронии. — Доктор Ватсон поставил точный диагноз. Вы согласны, инспектор?
— По-видимому, так оно и есть, — неохотно согласился Лестрейд. Вынув из кармана большие часы с репетиром, он покачал головой. — Почти полночь. Пожалуй, мне пора домой.
