Находясь в местах, где был бы русский или хотя бы европейский консул, я не преминул бы обратиться к нему. Но каковы должны быть мои действия здесь? Приди я к ламе, не имея на руках доказательств, это повредило бы мне. И я решил ждать, пока необходимые доказательства сами явятся ко мне. Однако я счел своим долгом предупредить Шангю:
— Я видел орос, — сказал я ему.
— Где?
— Двоих в чайной, а одного видел ты сам, — он отдал книги. Но веруют они не в святого.
— Откуда ты знаешь?
— Я слышал их речи. Они выжидают до первой темной ночи, чтобы похитить слитки.
Он изумился:
— Они говорили это?
— Да. Это воры и убийцы, бежавшие с рудников.
— Так надо сообщить обо всем ламе!
— Можешь ли ты подтвердить правдивость слов моих?
— Нет.
— В таком случае жди, сколько сможешь.
— Нет, я должен это сделать. Идем!
— Ты будешь ждать!
— Я не стану ждать, пока убьют ламу. Видишь, это Куан-Фу! Он чиновник, посланный императором для поддержания порядка и спокойствия, это видно по его бляхе. Не знаю, поможет ли он нам, но ни один лама не делает без него и шага!
Он не дал удержать себя и бросился к мандарину. Тот выслушал его весьма спокойно, а затем подозвал меня. Двое слуг, следовавших за ним, остановились невдалеке.
— Ты орос? — спросил он меня строго.
— Нет, — ответил я тоже серьезно.
— Следуйте за мною оба!
Оба полицейских, вставши по бокам, повели нас в палатку, на двери которой красовался герб императора. Там он распорядился усадить нас:
— Ты — орос, бежавший с рудников, а ты — переодетый лама, вызвавшийся ему помогать. К такому выводу я пришел. Я должен еще раз все проверить. Покуда я не вернусь, вы останетесь здесь. Если попытаетесь бежать, солдаты вас убьют.
Не желая тратить далее время на пререкание с нами, он покинул палатку. Я решил взять себя в руки, справедливо рассудив, что гнев, будучи сродни безумству, крайне нежелательный союзник в подобной ситуации.
Мы прождали около двух часов, после чего нам сказали, что Куан-Фу приглашен к орос и прибудет несколько позже.
Я понял: Милослав начинает действовать. Исход встречи я тут же с живостью представил.
Наступал вечер, и паломники должны были возвращаться с горы в лагерь. В какой-то момент слух мой — но слух внутренний! — уловил некое колебание воздуха, похожее на крик. Через паузу ему уже вторил разноголосый хор, сопровождаемый топотом и шумом. Оба солдата выскочили наружу; больше они не появлялись.
Наконец и мы выбрались наружу и увидели, что их и след простыл. Возле святой горы стоял ужасный шум.
