Свет озарил вершины гор,
Огонь в камине затухает.
Мне мнится — чей-то разговор;
И в душу смутный сон вплывает.
Несется тройка; вижу я —
Летит, пути не разбирая.
А под дугой висит, звеня
Сладкоголосый дар Валдая.
И возчий, устали не зная,
Летит вперед сквозь сонм стихий.
Несется песня удалая —
Любви победные стихи:
Ах очи той, что нет пригожей,
Так глубоко в душе моей!
О, злоба с завистью, за что же
Меня вы разлучили с ней!
Живи, Москва, навек едина;
Хвала прекраснейшей из дев!
Я ж, уподобясь пилигриму,
Умру, однажды догорев!
[7]Лошади неслись. Казалось, что в беге они превосходят самих себя; помимо этого, кучер понуждал их почти лететь, щелкал поминутно кнутом и прикрикивал:
— Но, Сивка! Но, голубка моя белая! Уж я попотчую тебя сахаром! Что, не хочешь? Так познакомишься с нагайкою! Но, Воронок! А уж тебе-то табака понюшку да овса в кормушку! Скачи, Рыжий! Скачи, душа! Уж я тебя вытру-высушу платком шелковым и напою водичкой, самой что ни на есть лучшею во всей святой Руси. Скачи, красавцы мои, скачи! Но, детушки! Но, агнцы божьи! — Он повернулся ко мне: — Господин хороший, может, остановимся вон у того постоялого двора? Пропустим стаканчик-другой?
— Что ж, останови. Я, кстати, тоже выйду, прогуляюсь.
— Добрый барин. Вот тебя люблю! А за то, что не обидел меня да водки выпить дал — так ты мне наперед как брат родной.
Взору нашему открылся постоялый двор. Кучер остановил лошадей, и в тот же миг нам навстречу выскочил хозяин. Снявши меховую шапку, которая, невзирая на летнюю жару, покоилась на его голове, Он спросил:
— Что прикажешь, барин?
— Дай-ка мне стакан молока, если, конечно, в твоем заведении таковой найдется.
— Уж молока-то у меня всегда сколько угодно, потому как благородные-то господа пьют его куда охотней водки.
Он ушел, и через некоторое время желание мое было удовлетворено.
Возле двери рослый украинец седлал чьего-то коня, причем сбруя выдавала военный характер его седока.
— Чей это конь? — спросил я.
— Знатного господина, ротмистра Семенова.
Семенов? Это имя было мне достаточно хорошо знакомо. Однажды в Дрездене я свел знакомство с неким русским офицером, назвавшимся Иваном Семеновым. Мы сразились на бильярде; Семенов был прекрасным игроком, к тому же обладал твердым честным характером; мы стали друзьями, и я дал обещание, в случае, если окажусь вдруг в Москве, навестить если не его самого, так хотя бы его мать. И вот судьба предоставляет мне возможность сдержать обещание. Но он ли это или только его однофамилец?
