— Что-то аппетит разыгрался, — сказала Ирина.
Она отжала мокрое платье, повесила на куст, сама легла на горячий песок, лукаво поглядывая на примостившегося Андрея. — Чем кормить меня будешь, морской рыцарь?
— Хотел ведь взять с собой бутерброды, — проворчал Балашев. — И в термос компот ледяной из холодильника залил. А тут твой звонок… «Жду, мол, напротив дома». Растерялся, не поверишь, в жар бросило, выскочил из квартиры. И все так и осталось в кухне.
— Может быть, к отцу заглянем? — предложила Ирина. — Тут ведь недалеко… На шхуне нас накормят по-царски.
Андрей Балашев поморщился.
— Ты прости меня, Ириша… Но… Как бы тебе сказать… Не люблю я бывать с тобою на шхуне. Чувствую: не по душе я Никите Авдеевичу, не любит он меня. Почему — не знаю, как сейчас модно говорить, психологическая у нас несовместимость.
— Любит — не любит, — рассердилась Ирина. — Ты прямо как лепестки ромашки обрываешь, Андрейка.
Радист спасательного судна «Мурманец» беспомощно пожал плечами и смущенно улыбнулся. Здоровенный парень, боксер, бывший десантник — он чувствовал себя сущим ребенком в присутствии Ирины Мордвиненко, коллеги с морского радиоцентра.
— Чудачок ты мой, чудачок, — ласково улыбаясь, проговорила Ирина, и Балашев заулыбался тоже. — Растерялся, термос с компотом забыл… И на шхуну не хочешь.
— Не хочу, — подтвердил Андрей.
— Тогда мы отправимся ко мне в гости.
— К тебе?
— А что? Никиту Авдеевича не бойся. Во-первых, отец у меня добрейшей души человек. И вовсе не относится к тебе так свирепо, как ты сейчас изобразил. А во-вторых, сегодня утром он уехал и вернется только завтра. К нему дружок фронтовой прибыл, ветеран войны. Вот отец и решил повозить его по нашим окрестностям, достопримечательности показать. Тем более, что они и воевали в этих местах. Ну что? Принимаешь предложение?
— Принимаю, — несколько поколебавшись, согласился радист.
— Тогда пошли… До трамвайной остановки километра два. И я умру голодной смертью по дороге, если мы не отправимся немедленно. А платье высохнет в пути.
Стороной обошли они девушку в белом платье, стараясь даже не глядеть в ее сторону, пусть не подумает, будто они хотят взглянуть на ее море в клетке.
Но та сама оторвалась от мольберта и некоторое время смотрела им вслед, смотрела, как уходили эти счастливые все дальше и дальше, к никогда недостижимой линии окоема.
