— Знаешь, кому сколько лет — меня как-то не колышет. По-моему, если уж кто дурак или сволочь — так это на всю жизнь.
— И да, и нет. Потому что дурь — она тоже разная бывает, и мое мнение такое — для дури есть самый подходящий возраст. Потом-то, с годами, проходит.
— И какой же это, как ты говоришь, подходящий возраст?
— Как для кого.
— Для меня, к примеру, случайно не двадцать один год?
— Почему именно двадцать один?
— Да потому что мне двадцать один.
Гастон бросил на него насмешливый взгляд, цедя мелкими глотками кофе.
— С тех пор, как я с тобой езжу, все смотрю на тебя, ищу, какая же у тебя дурь.
— И не находишь, потому что я не курю и сухим белым не балуюсь.
— Так-то оно так, но дурь бывает большая, бывает маленькая. Табак, вино — это все мелкая дурь. Она может свести человека в могилу, но только со временем.
— А большая дурь сводит в могилу сразу?
— Точно. Вот я, когда мне было столько, сколько тебе — нет, меньше, кажется, восемнадцать, — ввязался в Сопротивление.
— Это была большая дурь?
— Еще какая! Я совершенно не соображал, как это опасно. Мне, как видишь, повезло. А вот дружок мой закадычный был со мной — он так и сгинул. Арестовали, выслали — и нет человека. Зачем? Кому это было надо? Тридцать лет понять не могу.
— Ну, это-то мне уже не грозит, — заметил Пьер.
— Верно, это тебе не грозит.
— Значит, как я понимаю, ты ищешь у меня большую дурь и пока не нашел?
— Не нашел. Пока не нашел, но я ее нутром чую…
* * *
Через два дня, в такой же ранний час, грузовик Пьера и Гастона снова стоял у шлагбаума в Флери-Мерожисе. На этот раз баранку крутил Гастон, а Пьер сидел справа от него, и ему как всегда, было немного обидно, что приходится начинать день на вторых ролях. Дурацкое чувство; ни за что на свете он не выказал бы его, да и самому себе едва решался в нем признаться, но все же настроение слегка испортилось.
— Привет, Бебер! Опять сегодня дежуришь?
Что за манера у Гастона держаться запанибрата с людьми иной породы, немного загадочной, а в общем-то презренной — с этими служащими! В глазах Пьера въезд на автостраду — своего рода церемония, и нарушать ее праздной болтовней не следует.
— Ну да, — объяснил служащий. — Я поменялся с Тьено, он нынче гуляет у сестры на свадьбе.
— А-а, ясно, — кивнул Гастон. — Значит, в пятницу не увидимся?
— Не-е, в пятницу будет Тьено.
— Ну, стало быть, до той недели.
— Пока, счастливой дороги!
Гастон передал путевую карточку Пьеру. Грузовик выехал на автостраду. Гастон переключал скорости, как терпеливый папаша, не нажимая без нужды на акселератор. Наступило то блаженное состояние, которое создает крейсерская скорость огромного грузовика и заря нового дня, обещающего быть чудесным. Пьер, усевшись поудобнее, вертел в руках карточку.
