Если после этого вы не прекратите игру в роббер, приходите туда, где они все погребены. Я ваш драгоценный гроб и немедленный выигрыш! Вы только играйте, играйте! Возможно, вам перепадет что-то и от меня!
Я знаю, что отказ от выигрыша сочтут вашей слабостью. Но только в том случае, если вы откажетесь. Тогда и выяснится, будет ли правда целью, конечным пунктом ваших поисков или же она приведет к мятежу, к неповиновению, а это значит, ах, я и сам не знаю, это значит, что когда вы проиграете весь свой выигрыш, уже вряд ли что-либо сможете увидеть. Да, это можно узнать по звездам, но только если вы подойдете к открытому окну. Если вы ищете свободу, вам придется убрать все, что лежит у нее на пути. Но поднимайте осторожно. Все это еще пригодится в большом заключительном розыгрыше. Не беспокойтесь. Вы тут же можете начать все сначала с дождем, снегом, громом и сверканием ваших глаз! Но вы ничего не найдете или, в лучшем случае, найдете то, что уже находили ранее в лесу из съестного.
Мясник сгребает все в кучу — актеров, ручную работу, плюшевые игрушки, нитки для вязанья.
Писательница снова включила в свой текст цитаты. Но не сказала, откуда. Угадайте! Призы за отгадки не предусмотрены!
Пьесы Эльфриды Елинек (как, впрочем, и все ее творчество) нелегки для восприятия, часто нарочито усложнены, начинены скрытыми и явными цитатами и требуют не только известного интеллектуального напряжения, но и соответствующей подготовки. А значит, нуждаются в некоторых пояснениях. Ее «политический театр» острием своим направлен против заполонившей мир индустрии увеселения, развлечения и отвлечения от насущных проблем, против подмены реальности, нередко весьма неприглядной, действительностью виртуальной, приглаженной и подслащенной. Елинек культивирует искусство эпатажа, протеста, бунта, «искусство поиска и вопрошания» (по выражению А. Белобратова), своего рода авангардистскую шоковую терапию. В этом своем качестве писательница раз за разом наталкивается на резкое, доходящее до поношений и оскорблений противодействие не только публики, но и критики. Столь резкое и откровенное, что в конце 1990-х годов она заговорила об усталости и даже о безнадежности борьбы со злом. «Я ухожу во внутреннюю эмиграцию, — заявила она в одном из интервью в апреле 1996 года. — Для человека публичного жизнь в Австрии становится невыносимой». Тем более если этот человек способен «впадать в бешенство», когда местные СМИ преуменьшают опасности ксенофобии, национализма, манипулирования общественным сознанием.
