Итак, Федотов отмечает особую социальную тему Ключевского, которую тот «противопоставил политической теме государства и завещал всей позднейшей русской историографии»(4). Но социальный историзм Ключевского Федотов никак не связывает с социализмом. Наш мыслитель сожалеет, что Ключевский мало уделял внимания «буржуазии» и «пролетариату» и писал историю в основном правящих классов. Для Федотова это есть свидетельство иных, чем у русского социализма, корней социальной темы Ключевского — более народных и вместе с тем личных. Федотов видит путь Ключевского параллельно пути революционной интеллигенции. И там, и здесь, не отождествляясь, отмечается невозможность уже исходить из единства национального и общественного сознания России, известное отвращение к «чистой» политике, к демократии, к юридическому либерализму. Для Федотова с Ключевским связана линия умеренного антиюридизма и антилиберализма в русской историографии, которая не упраздняет государственную тему, но лишь оттесняет ее на задний план темой социальной.
Такой же характер имеет, по мнению Федотова, и экономизм Ключевского. Наш мыслитель признает Ключевского основателем «научной экономической истории в России». Однако этот экономизм особого рода — почвенный и органичный. Истоки его Федотов вместе с П. Н. Милюковым видит в славянофилах-почвенниках с их любовью к быту и этнографии. Здесь хозяйственный быт вводится в крут изучения русской народности. Экономизм Ключевского, по оценке Федотова, характерен для русской историографии и, «в отличие от западной науки, связан не с юридическими формами хозяйства, и не с техникой (как в марксизме), а с бытом и нравственными основами жизни»(5).
Наконец, Федотов рассматривает Ключевского не только как иссле-
____________________
1 Федотов Г. П. Россия Ключевского. С. 346.
2 Там же. С. 347.
3 Там же. С. 348.
4 Там же. С. 349.
5 Там же. С. 352
==30
дователя хозяйственных и социальных отношений, но и как создателя целостной картины русского исторического процесса. Самое удивительное, что здесь отмечает наш мыслитель, — «исключение всей духовной культуры при стремлении к законченному объяснению "процесса"»(1). Парадокс Ключевского, автора диссертации о «русских житиях святых» и многочисленных заметок о духовной культуре русского прошлого, Федотов объясняет его историософскими установками. Ключевский, в духе своего времени, пытался строить историю как «предварительную ступень к социологии». Чтобы осуществить этот замысел и не впасть ни в гегельянский идеализм, ни в экономический детерминизм, Ключевский пожертвовал в своем общем курсе темой духовной жизни. За всем этим Федотов видит драматическую борьбу историка с духом своего времени, с его «социальным заказом». От схематизма и бездушия в изображении истории Ключевского спасал художник. И сам Федотов в своих культурологических начертаниях больше доверяет художественному чутью, чем механизирующему уму.
