Судьба и грехи России | страница 146






==160


ники Леонтьева, мстящие  революционерам   за тайную классовую обиду.

    Ибо настоящее, кровное их чувство—ненависть к интеллигенции: зависть к тем, кто пишет без орфографических ошибок и знает иностранные языки. Зависть, рождающаяся  из сознания умственного неравенства, сильнее всякой социальной злобы. Социалисты — они кричат о засилии в партии интеллигентов, литераторы — протестуют против редакторской корзины, художники — мечтают о сожжении  Эрмитажа. Футуризм —  в социальном смысле — был отражением завоевательных стремлений именно этой группы. Маяковский показывает, какие огромные и взрывчатые силы здесь таятся.

    Более скромен, мягко выражаясь, их вклад в науку. Но не надо забывать, что они уже до войны имели свой университет, созданный Бехтеревым в Петербурге, — «Психоневрологический институт». За странным его названием скрывается еще более странное содержание. Там читали философию   зырянин Жаков и Грузенберг. Там было все свое, доморощенное — для экстернов, для полуграмотных. Уже  тогда, вращаясь среди этой молодежи, можно было представить себе, каков будет большевистский университет.

   Говорить о единстве миросозерцания среди нового слоя совершенно невозможно. Но, когда он примыкал к революции, обнаруживалось огромное различие в направленности воли. Для интеллигенции революция была жертвой, демократия — нисхождением. «Все для народа». Народничество лежало бессознательно и в марксистском преклонении перед пролетариатом. Новая демократия-- сама народ. Она стремится к подъему, не к нисхождению. 0на, скорее,презрительно относится к  массе отсталой, тупой, покорной. Она  хочет власти для себя, чтобы вести народ. Она чужда сентиментального отношения  к нему. Чужда и аскетического отречения. Большевику последнего призыва нетрудно промотать часть экспроприированных для партии денег, он цинически  относится к женщине, хотя бы своему товарищу по партии. Теоретический имморализм Ленина  находит в нем практического ученика. В 1910 году примерно, из революционных  партий в России фактически действовали, хотя и чрезвычайно слабо, почти одни большевистские группы. В этих группах почти не было интеллигенции, в старом смысле. За исключением рабочих, это были представители -новой демократии. Да и рабочие, ставшие профессиональными   революционерами, принадлежали к той же социальной  группе. Уже одно это обстоятельство необыкновенно повышает ее удельный вес. Но в партии Ленина были, конечно, единицы. Массе новых разночинцев пришлось  дожидаться октября 1917 года, чтобы схватить