Судьба и грехи России | страница 132





==144


формы  в России. Но монархия не хотела, а у барина-либерала не было общего языка даже с московским купцом, не говоря уже о его собственных крепостных. В условиях русской жизни  (окостенение монархии) либерализм превращался  в силу разрушительную и невольно работал для дела революции.

    Западническое содержание идеалов, как левой, так и либеральной общественности, при хронической борьбе с государственной властью приводило к болезни антинационализма. Все, что было связано с государственной мощью России, с ее героическим преданием, с ее мировыми или имперскими  задачами, было взято под подозрение, разлагалось ядом скептицизма. За правительством и монархией объектом ненависти становилась уже сама Россия: русское государство, русская нация. Русский революционизм и даже русский либерализм  принимал  пораженческий характер, ярко сказавшийся в японскую войну. Это антинациональное  направление   если не всей, то влиятельной интеллигенции  делало невозможным для патриотических кругов дворянства (и армии) примирение с нею, признание относительной правды ее идей.

    Перед интеллигенцией ставилась задача: пробиться из осажденной крепости самодержавия — в народ. Найти в крестьянских и рабочих массах, тоже страдающих от чиновничьего произвола, сообщников в своей борьбе. Но тут она встретилась с тяжелым, непреодолимым недоверием к ней со стороны масс, которое сопровождает все трагические попытки интеллигентского исхода «в народ». Это недоверие лишь видимо зарубцевалось    в революцию 1905 года и снова в 1917 году разверзло между народом и интеллигенцией пропасть, похоронившую не только царскую власть,  но и демократическую революцию.

   Как объяснить это вечное недоверие народа к  интеллигенции? Для понимания  его необходимо остановиться  на одной особенности образования интеллигенции в России. Углубившись  в нее, мы вместе с тем дорисуем наш портрет интеллигенции — уже не только как носительницы известных идей, но и как общественного слоя с его бытовыми чертами, обрекавшими  его, не менее самих идей, на политическое бессилие.


* * *


   Есть коренное отличие в истории образования интеллигенции, в широком смысле, на Западе и в России. Различие это сводится к тому, что европейская интеллигенция нового времени была одним  из слоев третьего сословия,



==145


питалась соками городской буржуазии, воспитывалась в ее дисциплине, защищала  ее право. У нас питомником интеллигенции было дворянство. С приходом разночинцев  гегемония  дворянства не сразу пала. Поразительно, до какой степени даже революционные партии блещут дворянскими именами —  до самого конца: Герцен, Бакунин, кн. Кропоткин, Лавров, Плеханов, Ленин. Мы видим: это не перебежчики, а вожди. Дворянский слой непропорционально велик и среди квалифицированной интеллигенции, в науке, литературе, искусстве.