Судьба и грехи России | страница 108



непосредственно ясен переход от:


            Я пригвожден к трактирной стойке —


к «Осенней  воле»:


Запою ли про свою удачу,

Как я молодость сгубил в хмелю.


   До этого момента зарождение и рост русской темы протекают  на заднем плане, как мотив побочный, лишь теперь становящийся леймотивом. Этот прорыв темы России с нарастанием реализма в поэтической стихии Блока и выражается, как мы сказали, в очеловечивании образа родины.

    Новая Россия Блока сразу раскрывает свое женское лицо. Для всякого народа стихия родины, как стихия материнства, является в женском лике. Для Блока это, конечно, не могло быть иначе, хотя сыновнее чувство к России ему чуждо. Его отношение  к ней всегда эротично. Как образ любимой,  она не терпит в себе никаких мужских черт. В России  Блока нет места мужику,  нет места и трудовой страде, которая разрушает эротическое созерцание. Одно это проводит пропасть между Блоком  и народническими поэтами, у которых (Кольцова, Некрасова) он заимствует ритмы.  Это отличает его и от молодых крестьянских поэтов, воспитавшихся на нем.

     Разумеется, у Блока нет и следов аристократического презрения к народу как к трудящимся низам. Он всегда остро болея их страданиями. Но, как певец нищеты и горя, Блок знал лишь  петербургскую улицу, рабочих, швеек,проституток, — крестьянский мир остался ему чужд. Голос мужицкой Руси не доходил до его сознания. Он бродил по русским дорогам, глухой к этим звукам, слепой ко всему, кроме родной земли и женских лиц, сливающихся в одно лицо:


...лес да поле,

Да плат узорный до бровей...


    Женское лицо облекается в пейзаж и характеризуется культурно-этнографически («узорный плат»). Мы узнаем две стихии их трех, из которых слагался образ родины в цикле «Прекрасной Дамы». Скоро  с ним соединится и третья — стихия исторического рока, — получая преобладание в последних стихах Блока о России. Но и пейзаж, и культурная печать измени-



==115


лись. Вместо древнего искусства — живая этнография, вместо среднерусского пейзажа — пока — Северная Русь.

    Эта Северная Русь является поэту, естественно, не в летнем или  весеннем убранстве, а в слезах осенних дождей или погребенная в зимних  сугробах. Мы видели двоякое значение осени для Блока: вольный  разгул и распятие. Есть в осени и третий  смысл —  тоже  знакомый  нам: смысл болотного покоя и уничтожения. Когда стихает ветер и дождь, «осенний день высок и тих», и в сжатых полях, где стелется дым над овином, слышен плач улетающих журавлей.