Сванидзе: Оставьте время ответить на вопросы.
Млечин: …два слова просто мне обязательно надо сказать. Он критиковал… Там Владимир Ильич раздает оценки нелицеприятные абсолютно всем, но просит сделать только один организационный вывод, только один — убрать Сталина. Все остальные пусть работают. Расстреляли всех остальных, а Сталин остался. Так вот, мне кажется, если, предположим, нет Сталина. Троцкий бы не стал руководителем страны. И он этого не хотел, и не стал бы. Был бы, скажем, Рыков. И страна наша пошла бы по другому пути — разумному, спокойному, нормальному.
Емельянов: Ну, во-первых, надо учитывать, что пост генерального секретаря тогда не был главным, каким он стал во времена Брежнева, Черненко, Андропова и т. д.
Сванидзе: Если можно, кратко, завершайте.
Млечин: Сталина, во времена Сталина.
Емельянов: …Да, во времена, да… При Ленине, когда пост генерального секретаря был создан, это был чисто организационный. И задача-то Ленина была… он панически боялся раскола партии, он хотел развести эти две фигуры, которые уже просто…
Млечин: И просил убрать Сталина. Троцкого не просил никуда убрать! Убрать только Сталина!
Сванидзе: Прошу вас, завершайте.
Млечин: Благодарю Вас!
Сванидзе: Спасибо. У меня вопрос, Юрий Васильевич, а нельзя говорить просто о двух медведях в одной берлоге? Это разве не вариант? Когда два человека такого уровня, такого масштаба, ярких, сильных, страшных. Просто им было тесно друг с другом — вот и все.
Емельянов: Ну, очень уж разные медведи…
Сванидзе: Разные.
Кургинян: А медведи ли?
Емельянов: …с одной стороны: один медведь — выходец из крестьянской семьи, недавние еще крепостные, другой…
Сванидзе: Если Вы ставите семью во главу угла, тогда Ленин был вообще интеллигентом и дворянином. А он больше всего ненавидел интеллигентов и дворян.
Емельянов: Но там последовательно, понимаете, Троцкий не знал ни жизни народа, ни… оторвался от рабочих…
Сванидзе: Но простите меня, вот если мы сейчас с Вами возьмем и поссоримся, это потому, что кто-то из нас не знает жизни народа, что ли?
Емельянов: Ну, может быть.
Сванидзе: Спасибо. На самом деле, Троцкий ведь первый выдвинул обвинение в адрес партийной советской бюрократии о том, что она переродится, о том, что она потянется к частной собственности, и им захочется передать по наследству. Вот он, директор фабрики, — писал Троцкий, а как он семье-то передаст, детям-то как? Ему захочется стать не директором, а владельцем фабрики. Он, в этом плане, предсказал многое. Но, он ведь действительно говорил, обвинял в стремлении к частной собственности — а это, в общем, все-таки, признак умеренности. Признак умеренности, все-таки, — не отнимать частную собственность, а разрешать частную собственность. Он именно в этом обвинял Сталина. Сейчас короткий перерыв, после которого мы продолжим слушания.
