Дуган осмотрел комнату, на лице его явно читались презрение и скука. Достав из кармана бумажник, он оставил у двери несколько долларов, после чего покинул оскверненный им дом.
* * *
В одиннадцать часов вечера он стоял у светофора, когда кто-то сзади запустил ему в волосы руку с ярко накрашенными ноготками. Он спокойно обернулся и увидел развязную девицу с небольшим крестиком на красивой шее.
— Хорошая ночь, милашка, — промурлыкала она. — У, ты так приятно пахнешь…
Темные губы Дугана изогнулись в хищной зловещей ухмылке…
Декабрь 1997
Всякий человек, мня себя свободным, лишь служит ужасной игре темных сил…
— Покуда ты в него веришь, он существует и оказывает на тебя свое воздействие, только твоя вера и составляет его могущество…
И тут безумие впустило в него свои огненные когти и проникло в его душу, раздирая его мысли и чувства…
Эрнст Теодор Амадей Гофман. «Песочный человек».
Часы на покрытой черно-желтыми разводами стене подозрительно зашуршали и начали медленно бить, каждый удар был подобен траурному звону. Я насчитал тринадцать ударов, при каждом из них мое сердце то болезненно замирало в груди, то начинало метаться, как птица в тесной клетке. Наступившая после этого тишина стала давить мне на глаза, и, чтобы не ослепнуть, я громко заорал, как сумасшедший. Тишина мгновенно отступила, но я-то знал, что она притаилась в самом темном углу комнаты и только ждет удобного момента, чтобы напасть на меня врасплох. Часы подумали и ударили еще раз. Часовая стрелка от них лежала у меня в кармане, это была моя месть этому бессовестному тикающему монстру, который все время насмехался надо мной.
«Ничего, когда у тебя закончится завод, я буду смеяться последним», — злорадно забормотал я. Наверное, стоило бы отломать и минутную стрелку, но я боялся подойти к часам ближе расстояния вытянутой руки, и они знали это.
Я медленно, разминая затекшие мышцы, поднялся с грязного пола. Шторы на окне немного раздвинулись и показали мне соблазнительный треугольник ночного неба. Сердце мое бешено заколотилось о грудь, я поскорее прижал его ладонью, чтобы оно не покинуло меня…
Успокоившись через несколько минут, я сделал шаг к окну, стал на колени и заглянул в прореху. Ночь! Мириады звезд своими острейшими световыми иголками вонзились мне в мозг, желая выжечь дотла мою нервную систему, но я вовремя отпрыгнул назад, мгновенно закрыв глаза руками. По моему лицу текла кровь, и я слизывал ее с губ языком. Когда я отошел от последствий коварного нападения, я осторожно задвинул занавески на окне плотнее и заколол их согнутой стрелкой от часов. Изловчившись, эта проклятая стрелка уколола меня в палец. Я погрозил часам кулаком и засунул палец в рот. Кровь, текшая по моему пищеводу, постепенно восстанавливала мои силы и здравость мышления.
