— Лишь с тобой, дорогой муж. Лишь с тобой, — Она протянула ему руки. — Можешь развязать.
— Полагаю, «пожалуйста» от тебя не дождешься, не так ли?
— Полагаю, что на самом деле тебя не так уж заботит, будет ли у тебя наследник или нет.
Филипп снова рассмеялся:
— Я позволю тебе использовать эту угрозу лишь в карете. Как только мы выберемся из замкнутого пространства, я смогу защищаться надлежащим образом.
Она взглянула на него с едва заметной улыбкой.
— Что ж, можешь попытаться. А сейчас развяжи!
Его пальцы сомкнулись вокруг ее запястий, и ему тотчас же вспомнилось, какой гладкой и нежной оказывалась ее кожа, когда она была без перчаток. Но такого уже давно не случалось — теперь, когда он прикасался к ней, она всегда была в перчатках.
Филипп стал осторожно проводить пальцами по запястьям жены. Она вздрогнула и проворчала:
— Просто развяжи, и все. Неужели так трудно?
Филипп замер на мгновение. С той памятной ночи прошло три года, но казалось, миновала целая вечность. А эти перчатки — они представляли собой лишь тонкие лоскутки ткани, но и они являлись непробиваемой стеной между ними, и только память сохранила то, что когда-то связывало их.
Тут он наконец-то развязал руки жены, и Шарлотта, освободившись, отодвинулась от него еще дальше.
Филипп, отвернувшись, отдернул шторку и уставился в окно.
Какое-то время оба молчали. Потом Шарлотта вдруг спросила:
— Почему ты насильно увез меня?
Филипп по-прежнему смотрел в окно, в котором видел отражение жены. Тяжело вздохнув, он ответил:
— Увез, потому что ты вела себя отвратительно. Герцогиня Радерфорд вела себя как дешевая шлюха.
— Ах, вот ты о чем?.. Я поставила тебя в неловкое положение, бросила тень на доброе имя Радерфордов, не так ли? Но ведь ты когда брал меня в жены, прекрасно знал о том, что я — не леди. Ты сам выбрал меня, Филипп. Или уже забыл?
— Да, выбрал. И я совершил ошибку. — Возможно, впервые в жизни Филипп произнес такие слова, но сейчас он действительно так думал.
Шарлотта рассмеялась и, как ему казалось, она смеялась весело, от всей души. Когда же он повернулся к ней лицом, то понял, что ошибся — в глазах ее были грусть и отчаяние.
И Филипп тотчас же понял, о чем она сейчас думала… Шарлотта думала о том, что не потеряла бы несколько лет жизни, если бы он сразу откликнулся на ее просьбу о разводе, если бы удовлетворил эту просьбу еще три года назад.
Тихо вздохнув, она спросила:
— Но почему теперь… Ведь раньше тебе было наплевать на мои поступки, наплевать на тех, для кого я задираю юбки.
