Юный, юный Илья | страница 11
Он лег на кровать и не заметил, как забылся сном. Мать тихо вошла в комнату, укрыла его одеялом, перекрестила, вздохнув. На цыпочках вышла.
4
Подоспел март, но в город не пришло тепло. С заснеженных таежных холмов сбегал холодный ветер, и прохожие, плотнее укутываясь, ходили по улицам быстро, кто как мог прятались от сквозняка. Щипало лицо, мерзли руки, немели пальцы ног – одежда не всегда спасает в Сибири. Но так ярко и свежо сияло в чистом небе солнце, так радостно и празднично блестела незамерзающая Ангара, так обреченно серел ноздреватый, осевший снег, что люди, поеживаясь, удовлетворенно думали, что дождались-таки весну.
Тепло со дня на день должно было хлынуть на зябкий город.
Илья Панаев тоже ждал оттепелей. Ему хотелось с приходом благостных дней измениться: чтобы оставило его – растаяло, как лед, быть может, – пугающее и мучающее чувство телесного желания. Он надеялся и верил, что его чувство к Алле станет прежним – чистым и ровным. Он похудел, под глазами легли темные полоски, а на губах часто появлялись трещинки. Но его нежное юное лицо все равно оставалось красивым, а водянисто-глубокие, как мазок акварели, глаза притягивали людей. Алла смотрела на своего друга и отчего-то волновалась, накручивая на ладонь хвостик своей косы.
В марте Алле исполнилось семнадцать, и она пригласила на праздничный ужин одноклассников. Собралось человек пятнадцать. Софья Андреевна, мать Аллы, моложавая в годах красавица с какой-то благородной, утонченно-грациозной осанкой и всегда приветливой улыбкой на умном лице, испекла большой кремовый торт, украсила его пышными, искусными розами из овощей и фруктов. А Михаил Евгеньевич, отец Аллы, отставной пожилой генерал-майор с привлекательными подкрашенными усами – он был старше жены лет на двадцать, – купил дорогого итальянского вина с золотистыми наклейками. Когда молодежь собралась к назначенному часу, Софья Андреевна и Михаил Евгеньевич вошли в зал.
– Ну-с, уважаемая холостежь, – улыбаясь, сказал Михаил Евгеньевич, – чтобы не смущать вас, мы с Софьей Андреевной ретируемся. Празднуйте, веселитесь, только рюмки не бейте, – еще приятнее улыбнулся он, словно бы потому, чтобы никто не подумал, что ему жалко рюмок. – Да и друг дружку, выпивши, не побейте.
– Что же вы уходите? – с неестественной досадой сказал кто-то из гостей, но так тихо, что услышать было трудно. – Останьтесь, пожалуйста…
– Нет-нет-нет! – махала белыми маленькими руками Софья Андреевна, приятно, как и муж, улыбаясь. – Отдыхайте, празднуйте, а мы только мешать будем. Мы, старики, завтра соберемся своим кругом. Счастливо оставаться!