Райдер не проронил ни слова.
— Уяснил, сенатор?
— Мне нужно заканчивать разговор, — сказал Райдер вымученно.
— Ну да, расскажи только сперва, как ты собираешься заполучить алмаз.
— Сержант, как-нибудь в следующий раз…
— В следующий раз мы встретимся на том свете, но это так, к слову, лейтенант. Говори.
— Ты не оставляешь мне выбора.
— Это ты верно подметил, Сэмми.
Когда Райдер закончил рассказ, Блох повесил трубку, откинулся в кресле и задумался. У него было несколько человек, которым он мог доверять. Может, они и не готовы умереть за него, но пару заданий выполнят. Он позвонил им.
Таракан полз по ножке стула. Как все неизбежно, вздохнул Блох. Сначала ты терпеливо выжидаешь, а потом, когда ситуация требует, действуешь. И все срабатывает как надо.
Он наклонился и, взяв двумя пальцами таракана, раздавил его.
Рахель Штайн приехала в Линкольн-центр задолго до начала концерта и, ожидая в холле, смотрела сквозь стеклянные стены на запорошенную снегом площадь и сверкающие праздничные огни. Много лет она не видела снега. Он вернул ее в прошлое, и она вспомнила, как она с братьями, сестрами, кузинами пробирались по улицам Амстердама. Все ушло, никого не осталось в живых. Тогда, перед войной, она чувствовала себя в безопасности. К ним из Германии и с востока хлынули еврейские беженцы, но они сами искренне надеялись, что уж в Амстердаме-то их никто не будет преследовать. Временами, когда она позволяла себе с головой окунуться в прошлое, Рахель явственно слышала смех тех людей, которых любила, видела их улыбки — такие радостные, такие невинные. В эти минуты другие звуки и образы прошлого отступали, и она не слышала просьб о пощаде, не видела лиц погибших. Абрахам говорил, что выбросил все это вместе с прошлым. Его воспоминания не шли дальше того дня, когда он в драных башмаках впервые ступил на американскую землю, готовый много работать и преуспеть. Теперь он разучился даже говорить по-голландски, забыл этот язык. Пусть другие живут воспоминаниями, а ему это не нужно, говорил он.
Рахель позавидовала бы брату, если бы смогла поверить его словам.
Она смотрела, как большие снежные хлопья, медленно кружась, ложились на землю. Они словно возникали из небытия, и она вдруг почувствовала себя мертвой. Ее тело лежит в земле, ее кровь и соки проникают в почву, вливаясь в почвенные воды, а затем обращаются в воздух, в облака, в снежинки. Она представила себе друзей, родных — это они сейчас кружили в воздухе белыми хлопьями. Приятное тепло разлилось по телу.
