— Ну как я могу увидеть Вилли? — усмехнулась Рахель. — Ты же знаешь, она никуда не ездит, а я не хочу возвращаться. Она присылает мне открытки по праздникам. Пишет о тебе, о Джулиане, о своих бегониях.
— А ты пишешь ей? — спросила Катарина.
— Нет, но это все равно не останавливает Вилли, она делает то, что считает нужным. А если бы она перестала… — Рахель уклончиво пожала узенькими плечами. — Не знаю. Может, тогда писала бы я. — Она вздохнула и взяла маленький сандвич с копченой семгой. Она не была голодна, но знала, что нужно поесть. Пять лет, проведенные на грани голодной смерти, выработали у нее особое отношение к еде. — Катарина, ты догадываешься, зачем я здесь?
— Могу предположить.
— Я видела его, — сказала Рахель, опуская все вступительные слова. — Я видела Хендрика де Гира.
Катарина прикрыла глаза и застыла, как будто даже перестав дышать. Рахель подумала, что подруга сейчас потеряет сознание.
— Катарина?..
Та открыла глаза.
— Все нормально, — слабо произнесла она. — Извини.
— Не извиняйся.
— Я заставила себя поверить, что его нет в живых.
— Хендрика? — вскричала Рахель. — Да он переживет нас всех. Это его дар, ты же знаешь, — или его проклятие. Помнишь, как он однажды принес нам шоколад? У нас ничего, кроме свеклы, не было, и мы питались ею день за днем, а тут появился Хендрик с шоколадом. Мне казалось, что я ничего вкуснее не пробовала. Он был так горд, а мы так дрожали от радости, что нам даже не пришло в голову поинтересоваться, где он раздобыл шоколад. Ведь ты знаешь Хендрика. Он из тех, кто любого достанет и вытрясет из него все, что ему надо. Но на этот раз Катарина, я хочу, чтобы все было наоборот. Я мечтаю, чтобы Хендрика де Гира хорошенько тряхнули.
Катарина, не отрывая глаз, смотрела на остывший чай, покрытый пленкой сливок. Ее хлебец лежал нетронутым.
— Где ты его видела?
Рахель откусила сандвич с кресс-салатом.
— По телевизору, две недели назад. Думаю, это была судьба. Ты знаешь, мы с Абрахамом перебрались в Палм Бич.
Перед ее мысленным взором промелькнули тридцать лет жизни в Голливуде, где они с братом стали одними из самых удачливых и толковых агентов. Но сейчас Голливуд казался таким далеким. Амстердам и прошлое были гораздо ближе.
— Я никогда не любила Лос-Анджелес, не знаю почему. Как бы то ни было, сейчас я могу наблюдать за целой группой новых политиков. Я всегда смотрю по телевизору политические новости; разумеется, это началось после Гитлера. У нас есть один сенатор, Сэмюэль Райдер. Очень приятный, обаятельный, по-моему, чересчур консервативный, но в целом — ничего такого, с чем я не могла бы смириться. И вот однажды смотрю я в местных новостях, как репортер ловит Сэма Райдера в тот момент, когда его машина попадает в пробку, и начинает засыпать сенатора вопросами — ну, ты знаешь, как они это делают, — о каком-то альтернативном законопроекте, который он поддерживает, а рядом с ним сидит Хендрик де Гир. Хендрик! В лимузине, с сенатором Соединенных Штатов.
