Пожелтевшая трава вокруг дома расцвела пёстрыми заплатами: то опали жёлтые, багряные и оранжевые листья с груш и яблонь, с берёз и клёнов.
Голые и тонкие сучья берёз печально свисали к земле. Два-три листка, удержавшиеся на ветках, тревожно трепыхались под стремительными порывами холодного и сырого ветра. И прутики берёз простирались в воздухе, неуверенно и нервно вздрагивая.
Осень наступила.
Томка все чаще забивалась в конуру. Оттуда торчали лишь морда да лапы. Казалось, что собака спала. Но она часто открывала глаза и часто встряхивала ушами: Томка настороже. По-прежнему по утрам на участке Смирновых тявкала маленькая смешная собачонка, по кличке Норка. И сейчас же, услышав её голос, отвечала Томка.
Неожиданно прояснилось небо, куда-то исчезли серые, давившие на землю тяжёлые тучи, точно их разогнали метлой. Выглянуло солнце. Второй день был солнечным. Казалось, что лето вернулось вновь.
Была уже выкопана картошка. В Иванькове, в трёх километрах от посёлка, пустили гидростанцию. Шурик с ребятами бегал смотреть, как её торжественно открывали. Мать купила ему зимнее пальто. И было странно в эти ещё тёплые дни смотреть на толстое сукно, на меховой воротник и верить, что такая тяжёлая вещь скоро понадобится. В школе устроили доклад на тему «Дружба и взаимопомощь».
Как-то Шурик пришёл поздно из кино и стал раздеваться. Он услышал далёкий взвизг Томки. Продолжался он всего несколько мгновений. Мальчик решил, что ему это только показалось, и не вышел из дома.
А утром, когда Шурик направлялся в школу, он увидел, что конура была пуста. Шурик осмотрел, не сходя с террасы, сад. Томки не было.
Тогда он бросился к сараю.
В этом сарае на чердаке, под надёжной охраной замков и запоров, жили голуби. Крыша его одной своей стороной спускалась на соседний участок, заброшенный и бесхозяйственный. С неё можно было проникнуть в голубятню. Голубей там не было. Дверка была сорвана с петель и висела, криво опустившись к земле.
Под голубятней на жёлтой и оранжевой листве лежала Томка. Её белая с чёрными пятнами шерсть в одном месте была окровавлена. Кровь лежала густым слоем и на пёстрых листьях, а на красных листиках груши она была еле-еле заметна. Около Томки валялся кирпич. Другой кирпич лежал на голубятне, про запас.
Шурик наклонился над Томкой и посмотрел ей в глаза. Они ещё, казалось, жили. Он отвернулся и смахнул рукой слезинки.
В углу участка Шурик выкопал глубокую яму и туда положил Томку. Он медленно забросал её землёй, перемешанной с красными листьями, как теперь ему казалось, окровавленными.
