Я шел быстрым шагом в сторону города и просил судьбу и в этот раз дать мне шанс спастись. Если Ефим не заметит под кроватью тела Машки, если Терентий Сергеевич не спохватится, что я долго не иду, если его гости обладают железным терпением и еще не дали команду искать меня на стройке и за ее пределами… Слишком много «если», а до города с десяток километров будет. Два часа пешком, а столько времени у меня нет!
Разделся до исподнего, связал одежду в узелок, вспомнил о Боге — перекрестился, прочел «Отче наш» — вошел в реку. Вода еще прохладная, далеко не для купания, и Днепр здесь широк — с километр будет, но это мне на руку — вряд ли станут меня искать на левом берегу, пустынном, сплошь песчаном. А плаваю я как рыба, вот только бы тело не сковало холодом. Узелок с одеждой закрепляю на голове брючным ремешком — плыть неудобно, приходится держать голову высоко. Но это не так страшно, как обжигающая холодом вода. Не выдержал и перешел на «саженки» — не так холодно, но узелок промок насквозь и стал тяжелым. Не смогу переодеться в сухое, когда достигну противоположного берега.
«Еще надо до него доплыть, а впереди ширь реки, течение, возможны водовороты». Гоню мысли прочь, и, чтобы не потерять надежды, видя далекую линию противоположного берега, плыву с закрытыми глазами. «А вдруг плыву вдоль, а не к берегу?» — пугает мысль, открываю глаза — противоположный берег еще далек, но все же стал ближе. Закрываю глаза и вновь «саженками» — так уходит больше сил, но тело не полностью застывает. Хорошо, что исподнее у меня шерстяное — хоть немного, но сохраняет тепло.
До берега добираюсь уже полностью обессиленный, окоченевший от холода, бреду по колено в воде, тело бьет дрожь. «Эх, костер бы развести! Опасно — на дымок могут наведаться непрошеные гости».
Уже на песке меня, обессиленного, выворачивает наизнанку — отползаю от собственной блевотины. Нет сил одеться, делаю это через не могу. Мокрая одежда не дарит тепло, и зубы непроизвольно начинают отбивать чечетку. Может, все же развести костер? Иначе околею от холода. Собрал хвороста, но разжечь не сумел — спички отсырели. Куда ни кинь — всюду клин. Уставшее тело просит отдыха, но я через силу встаю и иду, энергично размахивая руками, чтобы хоть как-то согреться. Холодный ветерок пронизывает меня в мокрой одежде насквозь. Если меня не поймают и не расстреляют, то наверняка загнусь от воспаления легких.
* * *
Леонид проснулся, но продолжал лежать, находясь под впечатлением посетившего его сновидения. Этот сон странным образом перекликался с предыдущим, где также фигурировал Степан, застреливший своего давнего товарища, однако на этот раз он, Леонид, принял его обличие.
