— Вот это уже интересно. А я думал: почему это он на склоне лет вдруг решил стать диггером? Не знаешь, как ее зовут, где найти?
— Знаю — Кассандра. А найти можно на «зеленке».
— Имя, конечно, известное, но подозреваю, что это лишь прозвище.
— Догадливый. Так оно и есть.
— А что за «зеленка»?
— Так у этой молодежи называется то, что когда-то было Зеленым театром, а еще раньше крепостными укреплениями. Они на сохранившейся крепостной стене тренируются, оттачивают альпинистские навыки, хотя больше лазят по вонючим подземельям.
— Понял, знаю, где эта «зеленка» находится. Спасибо за ценную информацию. Завтра днем съезжу туда.
— Я так понял, ты взял меня в долю?
— Тогда расходы и аванс вдове — пополам?
— Не напрягайся — я пошутил. Если захочешь классно поспать — приходи, только постель с собой захвати.
— Лучше не напоминай. До связи.
Леонид задумался: пора обзвонить приятелей- журналистов — узнать, как идет подготовка материалов по раскрутке художника. Статьи в газетах и радиопередача должны «выстрелить» одновременно, иначе не добиться эффекта запоминания. Он почувствовал себя в роли дирижера, готовящего оркестр к выступлению. Первому позвонил Игнату.
Запах немытого тела ординарца Прошки проник в избу раньше него самого.
— Вашбродие, прибыл вестовой — вам приказано на рассвете выдвинуться к селу Чупилово, там замечен разъезд краснопузых. Вот письменное распоряжение. — Он положил мне на стол пакет, запечатанный сургучной печатью. Я вскрыл его, и содержимое меня не обрадовало.
— А почему вестовой сам ко мне не явился? Где он?! — Мой голос был полон негодования.
— Вновь отправился в штаб полка. Это был Митрошкин: увидел меня, передал и ускакал. Видно, спешил очень. А то, что отдал мне, так это то же самое, что вам в руки, — безмятежно пояснил мой ординарец, словно не замечая, что я киплю, как самовар.
— Не то же самое! Когда буду в штабе — разберусь с ним. Свободен! — Увидев, что тот продолжает стоять, переминаясь с ноги на ногу, спросил: — Что у тебя еще?
— Вашбродие, хочу отпроситься… Мы уедем, а Дуняха здесь останется.
За две недели, что мы находились в этом селе, Прохор успел обзавестись зазнобой, не первой на моей памяти. Война вымела мужиков из деревень, оставив там лишь немощных и малолетних, так что даже гнилозубый, потный, с лицом в оспинках Прохор пользовался успехом. Думаю, что командир первого эскадрона Воробьев на подобную просьбу своего ординарца разразился бы матом, швырнул бы в него, в лучшем случае, сапог и отправил бы на кухню чистить картошку, а я либерал — даже испытывая антипатию к Прошке, представляя, как он грязными руками обнимает нежное женское тело, иду ему навстречу.
