В каждом из нас столько свойств, словно капель в дожде... Что мы знаем о себе? Ничего. Вот и пойми, что именно мы хотим в этой жизни. И главное: какой дождь подходит другому дождю? В смысле – какой человек – человеку? И, если подходит, то почему? А чаще всего: почему не подходит?
Несмотря на чертову кучу своих «неоспоримых достоинств», Робер не был мне интересен. И я это от него не скрывала... В чем же моя вина?
Если же затронуть сферу телесного... Как любовник он был мощней, разнообразней, я бы даже сказала, искушенней Хенка, но... он и в этом не был мне интересен.
Он был хорош во всем, абсолютно во всем.
Но он не был мне нужен.
Почему?
А кто ж его знает – почему?
Град, который ранним утром колотил по крыше и в окна, прошел, но, несмотря на солнце, оставил после себя почти зимний холод. Кажется, что сейчас, в конце октября, пойдет снег. Урны полны дешевых сломанных зонтиков. У меня после вчерашнего, конечно, снова болит горло и ухо.
Я как раз прохожу под балконом Хенка (на который он вышел меня провожать): я без плаща, в одном платье; мне очень холодно. Останавливаюсь.
– Слушай, Хенк, кинь мне твою спортивную шерстяную шапку, а? У меня ухо зверски болит... А мне вечером выступать в «JULES VERNE»...
Он мнется, жмется, за шапкой не бросается, но делает вид, что не уходит с балкона только потому, что якобы хочет продлить наш «визуальный контакт».
– Синюю шапочку, Хенк! Я тебе ее завтра же занесу!
В это время я вдруг чувствую на своей голове непривычное касание. Словно влажными губами, сквозь волосы, кто-то легонько тронул мое темя. И не просто тронул, а с четкой конфессиональной обрядностью.
Хенк, перегнувшись через перила, вовсю хохочет. Я трогаю голову: мокро. Пальцы обмараны какой-то белой крупитчатой кашицей. Оборачиваюсь – и вижу шкодливо улетающего – точнее, улепетывающего голубя. На фоне ярко-синего неба он кажется безукоризненно-белоснежным.
– Тебе Святой дух на голову ха-ха-ха... осуществил... ха-ха-ха... такую кишечную эманацию... Мамаша говорит: так голубь целует в темя особо избранных... Хорошая примета, Соланж... Жди своего счастья... Охо-хо-ха-ха...
Вижу себя со стороны: голливудский персонаж из «комедии положений», притом самого дурного разбора; с его макушки, щупальцами осьминога, стекает белая краска, призванная изображать сливки бутафорского торта.
Чувствую, что обильный голубиный помет, просочившись сквозь волосы, уже течет вниз по шее...
– Слушай, Хенк, придется мне снова к тебе заскочить... Надо смыть эту дрянь...
