Меня всегда удивляет, откуда берется эта странная сила, название которой я не знаю сама. В тот вечер, уже за пару часов до выхода к публике, я ощущала снова эту необъяснимую энергию так, как если бы мое сердце, пуд за пудом, накачивали вильбрандовским тротилом. Я чувствовала, что если в назначенную минуту не выйду на сцену, если концерт, например, отменят (прорыв дамб, наводнение, теракт и т. п.) – и я буду лишена возможности эту нечеловеческую мощь перевоплотить, – то она, эта силища, разорвет меня в клочья – а заодно Амстердам.
...После моего выступления в гримерную робко заглянул Хенк. Сидя полураздетая (и так некстати видя в одном из зеркал разодранную им свою спину), я быстро плеснула ладонью: пошел вон. Когда он тихо постучался через полчаса, я была уже полностью собрана – имею в виду мобилизованность мыслей и чувств. Он молча шагнул к подзеркальнику, зажег свечу – и резко чиркнул по левому своему запястью невесть откуда взявшейся бритвой... Я сразу уловила бульварный стиль его замысла – и потому сохраняла спокойствие... Он приподнял запястье над свечой: в пламя ее, слегка шипя, закапало то, что и должно было капать... Кровь, на границе пламени и стеарина, мгновенно сворачивалась в аспидно-черные струпья. Кровавые струйки по бокам свечи превращались в пенистое черное кружево...
– Какая чудесная бульварная готика! – зажав шпильки во рту, я продолжала закалывать волосы. Моя шепелявая реплика прозвучала неряшливо, убийственно-небрежно. Пуская в ход очередную шпильку, я нежно-нежно промычала: – Для полного комплекта не хватает, пожалуй, вампирских клыков...
В это время зашел Робер. Мы ушли вместе, я подарила ему ночь. А следующим вечером мы, как и планировали, уехали на недельные гастроли в Италию, где Робер – попеременно уродуя свое сильное мужское лицо резкими судорогами мук и восторга (а после финала беззащитно всхлипывая) – дополучил свою выстраданную, честно заслуженную дозу.
Вернувшись в Амстердам, я решила забрать свои вещи и, кстати, отдать деньги за аренду матраса. Мне не хотелось предварительно звонить Хенку, упреждать, договариваться – это бытовое копошение переключило бы кровавую драму в жанр семейного водевиля. Моя замшевая сумочка еще бренчала его ключами, его зажигалки были перемешаны с флакончиками моих духов; на «Мазде» Робера (предупредив того, что буду искать жилье, так что проведу у него не более суток) я отправилась в «квартал художников».
