Любимая | страница 56
Много лет спустя, на пиру у знаменитого актера Агафона, когда хозяин предложил всем собравшимся состязаться в восславлении Эрота, Сократ пересказал обе беседы с Аспасией, скрыв последнюю под именем Диотима. Все были восхищены, но никто не разгадал эту тайну Сократа, даже проницательный Платон, прилежно описавший с чужих слов это состязание в прославлении бога любви...
А в тот зимний день, в последний раз сидя наедине с Аспасией - еще не зная об этом! - сказал ей Сократ хрипловатым от волнения голосом:
- Слова твои запомню я навсегда! Не пойму лишь, к чему ты завела этот разговор.
Тихо улыбнулась Аспасия своей загадочной, лучезарной и несказанной улыбкой.
- А к тому, милый Сократ, что хочу видеть тебя счастливым, познавшим радость взаимной любви, радость продолжения рода... Ты вполне достоин бессмертия, почему же ты одинок?
Разом рухнули безумные надежды Сократа, и произнес он с нечаянным всхлипом:
- Потому что нет другой Аспасии!..
Собеседница приняла этот всхлип за усмешку, рассмеялась и замотала головой:
- Нет-нет, дорогой мой! Я уверена, что ты ошибаешься и скоро найдешь достойную тебя избранницу. Я всей душой желаю этого!..
Никогда больше не сидели они вдвоем.
Кажется, с тех пор примерно и начался закат "золотого периклова полувека": на смену довольству, радостям и жажде созидания стали приходить тревоги, печали и козни, подтачивающие потихоньку, но неумолимо благоденствие Афин, покой каждого дема и дома.
Еще и военных неудач не было, еще ни мор, ни голод не маячили жуткими призраками у ворот города, а предчувствие беды все глубже укоренялось в сознании чуть ли не каждого, внося повсюду разлад и смятение. Так иногда в знойный солнечный день начинают вдруг чувствовать люди смутное раздражение, беспокойство, что-то гнетет их, перестает радовать ясное солнце, дают они волю слабостям своим, не понимая, что с ними творится, а это они чуют грозу задолго до первых раскатов грома...
Коснулся разлад и семьи Перикла. Сперва возроптали повзрослевшие сыновья от первого брака: обделил, дескать, отец их наследством, он, мол, и раньше-то скупился содержать их так, как того требует положение первого человека Афин, а с рождением Перикла-младшего и вовсе задумал их обездолить...
Чуть было до суда не дошло, но образумились все же сыновья.
Куда опасней был иной семейный разлад: охлаждение чувств Перикла к Аспасии, которое началось, похоже, как раз во время победоносного похода афинян против своенравного Самоса*.