Любимая | страница 32



Первым не вынес молчания порывистый Аполлодор:

- Ты согласен бежать этой ночью, Сократ?

Нежный мальчик первым понял, что ответ смертника может быть отрицательным, не понял даже почувствовал, потому в его вопросе прозвучал затаенный страх.

Сократ свесил с топчана ноги, звякнувшие оковами.

- Рассудите сами, друзья мои: если б стал Сократ беглецом, остался бы он Сократом? Ведь не из темницы бежал бы я, а от самого себя. И дети мои стали бы сыновьями беглеца, изменника Афин...

- Но ведь эти же Афины неправедно осудили тебя на смерть! - горячо воскликнул Критон, отбрасывая пятерней назад свои длинные седые волосы.

- Приговор мне вынесли не Афины, а суд присяжных, - не заводясь, продолжал спокойно Сократ. Насколько несправедливы действующие законы, настолько же несправедлив и этот приговор. Но лишь исполнение его, лишь смерть моя, могут явить афинянам осознание несправедливости этих законов...

- И ты готов стать жертвенным бараном ради прозрения афинян?! - срывающимся от волнения голосом спросил дородный не по годам Платон. Пусть другие, а не ты, играют эту роль!

- А я чем не баран, - ответил со смешком Сократ, шутливо приставив к шишковатому лбу "рога" из кулаков.

"Точно - баран! - подумал Критон. - Упрется рогами - с места не сдвинешь!" А вслух произнес:

- Не огорчай нас, Сократ, ведь мы любим тебя.

Усмешка медленно, как виноградная улитка, сползла с толстых губ Сократа.

- Клянусь Зевсом, и я вас люблю! Потому и не могу подвергать всех вас опасности, ведь сикофанты расползлись, как тараканы, по всему городу, вынюхивают, доносят. Если я не убегу - одна будет жертва, если убегу - много... Я люблю вас, неслухи мои, и хочу, чтоб ваша любовь ко мне не омрачалась ничем. Я люблю родные Афины, ужасно люблю потолкаться в людных местах, посудачить с торговцами, ремесленниками, школярами, потому и хочу, чтоб родной город обо мне вспоминал светло... Сократ может иногда быть непочтительным, неопрятным, может порой нести чушь, но любовь не способен предать!..

Хрупкий Аполлодор со слезами бросился к нему, упав на колени, обнял его свешенные с топчана ноги в оковах, заголосил почти по-женски:

- Не оставляй нас, Сократ! Умоляю тебя, не оставляй!

Узник сморщил вздернутый крупный нос - ему и самому трудно было удержаться от слез, но сказал, потрепав густые волосы Аполлодора:

- Я и так всегда буду с вами, вот увидите!.. И не смей, малыш, состригать завтра свои волосы - я не хочу, чтобы ты из-за меня походил на раба* - потом достал из-под подушки припрятанный авлос, простонародную флейту. - А давайте-ка я всех вас развеселю!