Мы уселись в удобные кресла из тикового дерева, и молодая женщина с четко очерченным профилем поставила поднос с дымящимся кофе на низенький столик. Она дружелюбно улыбнулась мне как бы невзначай, я с удовольствием ответил ей, и она исчезла.
— Начинайте ваш рассказ, Морган, — сказал Юрген, протягивая мне чашечку кофе.
Я бросил взгляд на Ганса, он сидел, выпятив надутые губы, словно ему зашили рот.
— С чего мы начнем? — Я потер глаза. — Мне поручили произвести инвентаризацию коллекций, которые профессор Бертран Лешоссер завешал Лувру, и музей…
— Я в курсе исследований профессора Лешоссера, — прервал меня хозяин с ослепительной улыбкой. — Не удивляйтесь, подобные сведения в определенных кругах расходятся быстро. Я с удовольствием профинансировал бы его работы сам, но меня тогда опередили. Сейчас же выпал случай наверстать упущенное.
Немного растерявшись, я крутил в руках чашку.
— И… могу я узнать, кем они финансировались?
— На этот счет у меня нет никаких сведений. Но мне ясно, что тот, кто их субсидировал, не желал передавать плоды этих поисков в дар какому-нибудь музею, иначе это стало бы известно… Бедный Бертран… Несчастный случай, я думаю?
— Насколько я понимаю, да, — солгал я. — Перила на его балконе оказались ветхими.
Ганс посмотрел на меня округлившимися глазами, но я взглядом предостерег его от комментариев.
— Какая трагедия! Незаменимый человек. Я имел удовольствие частично финансировать его раскопки в Коринфе чуть больше года назад.
Я побледнел и поставил чашку на столик, потому что рука у меня задрожала.
— Я этого не знал.
— Да, но вы, кажется, принимали в них участие.
— И мой брат тоже, — пробормотал я. — Я уговорил его поехать со мной.
— А-а, вот как? И правда, мы собрали внушительную команду. Никто не скупился в смысле средств, и эти раскопки дали прекрасные результаты. У меня остались очень хорошие воспоминания, хотя не обошлось и без хищений и еще нескольких прискорбных случаев.
Я увидел, как Ганс вжался в кресло, ожидая худшего. Два последних дня он не переставал задавать мне вопросы об Этти и об Индии и прекрасно знал, как умер мой брат.
Я скрестил руки, чтобы Юрген не увидел моих сжатых кулаков. Во мне поднимался гнев, и я мог бы вцепиться ему в горло, если бы он снова хоть намеком коснулся того, что назвал просто «прискорбным случаем». Но я сдержался. Я был более решительно, чем когда-либо, настроен извлечь пользу из всей этой темной истории, тем более что уже начал догадываться, в чьем кармане исчезли предметы, «украденные» в Коринфе.
