— Твой брат умер? — спросил он, умяв половину пиццы.
Я кивнул.
— Давно это случилось?
Прежде чем ответить, я проглотил кусочек ветчины.
— Теперь уже больше года, как Этти покинул нас.
— А вы совсем не похожи, право, — заметил он, показывая на фотографию, что стояла в рамочке на столе.
Я поставил еще полную тарелку на стол и закурил сигарету.
— Этти был усыновлен моим отцом. Он был индиец.
— Я догадался об этом.
И правда, на фотографии, о которой шла речь, Этти был одет в лунги,[22] не говоря уже о том, что в углу гостиной около окна до сих пор находился маленький жертвенник, поставленный им по обету.
— Вы вместе росли?
— Нет. Мне было пятнадцать лет, когда мой брат вошел в нашу семью. Покинув пансионат, я поехал в Индию к отцу и там обнаружил, что с ним живет Этти, которого отец, не сказав мне об этом ни слова, усыновил.
Ганс, который уже поднес к губам свой стакан, опустил руку.
— Папа был убежден, что я буду благодарить богов за то, что небеса послали мне брата. Но я в тот же день сразу обругал Этти и, когда он пришел на раскоп, столкнул его с лестницы.
— Столкнул… столкнул?
— Да. Он сильно поранил колено, а я еще и пригрозил ему. Сказал, если он хотя бы рот откроет, чтобы пожаловаться, я его убью.
— Но ты же так на самом деле не думал?
— В ту минуту так и думал.
Ганс вздрогнул, представив, на какое буйство я способен.
— Он страшно испугался, и когда в конце дня вернулся мой отец, оказалось, что Этти исчез.
— Вы его сразу нашли?
— Нет. Отец и его друзья искали Этти несколько дней, а я молился, чтобы они никогда его не нашли. Твой дед тогда работал с моим отцом и однажды буквально ворвался в дом, уверяя, что Этти видели в какой-то деревне к югу от Дели. Он вернулся к своим. Папа силой усадил меня в машину, хотел, чтобы я поехал с ним в эту деревню.
— Зачем?
Ганс поставил свой стакан на стол и, опершись о край дивана, наклонился вперед, всем своим видом выказывая внимание и заинтересованность. Я, наверное, никогда еще не видел, чтобы он с таким интересом слушал кого-нибудь или выказывал когда-либо так свои чувства: на лице его было написано любопытство, смешанное с сочувствием, осуждением и доброжелательностью. Такое выражение было свойственно его деду, и, увидев его на лице этого мальчишки, я даже как-то растерялся.
— Зачем? Я сам много раз задавал себе этот вопрос и не находил ответа. Приехав в деревню, мы узнали, что она делится на две части: в одной жили те, кто принадлежал к касте, а в другой — далиты, «неприкасаемые». Именно туда направился мой отец, и я никогда не забуду, что я там увидел… — Я залпом опустошил свой стакан и продолжил: — Дорога, по которой вел машину отец, испускала зловоние, она заканчивалась своего рода сточной канавой. Там дети и подростки перерывали корзины, полные всяческих отбросов и мусора, а потом уносили их на плечах или на голове. Руки и ноги у них были покрыты этой грязью, и их облепляло столько мух, что ты не смог бы их сосчитать. Среди них был и Этти.
