— Я вижу, — сказал я, — поле битвы ночью, между трупами твое тело, терзаемое гиеной. Благороднейший господин, ты умрешь от удара мечом в нынешнем году!
— Клянусь Бахусом! — произнес юноша, побледнев и отвернувшись. — Ты — зловещий колдун! — И он ушел.
В скором времени предсказание мое исполнилось. Он был послан на Кипр и там убит.
— Теперь тебе, великий начальник, — сказал я, обращаясь к Павлу. — Я покажу тебе, как пройду в ворота без твоего позволения и протащу тебя за собой! Будь добр, смотри пристально на рукоятку этого посоха в моей руке.
Побуждаемый товарищами, Павел неохотно согласился.
Я заставил его смотреть, пока не заметил, что глаза его стали смыкаться, как глаза совы при солнечном свете. Тогда, отдернув посох, я заместил его своим лицом, напрягши всю свою волю, чтобы заставить его повиноваться. Повертывая голову, я повлек его за собой, лицо его было неподвижно и словно впилось в мое. Я двигался вперед, пока мы не прошли ворота, все таща его за собой, потом отвернул голову. Толстяк упал на землю и поднялся опять, потирая лоб, с глупым видом.
— Довольно ли для тебя, благородный начальник? — сказал я. — Ты видишь, мы прошли ворота! Не желает ли еще кто-нибудь из благородных друзей твоих, чтобы я показал мое искусство?
— Клянусь властителем грома и всеми богами Олимпа! Нет, о нет! — проворчал старый центурион, галл по имени Бренн. — Ты мне не нравишься! Человек, который мог силой глаз протащить нашего Павла в ворота, — с ним шутить нельзя. Павел, который никому не уступит дороги! Ты даже не спросил сто и тащил позади себя, словно осла. Ну, молодец, видно, у тебя в одном глазу сидит женщина, а в другом — кубок вина, если ты пробел Павла за собой!
Наш разговор был прерван Хармионой, которая спускалась по мраморной лестнице в сопровождении вооруженного раба. Она шла тихо и беззаботно, заложив руки за спину, не смотря ни на кого. Но когда Хармиона не смотрела ни на кого, она видела все и всех. Начальники и солдаты почтительно склонились перед ней: как я узнал потом, эта девушка, любимица Клеопатры, после царицы была всевластным существом во дворце.
— Что за шум, Бренн? — произнесла Хармиона, тихо обращаясь к центуриону и как бы не замечая меня. –
Разве ты не знаешь, что царица почивает в эти часы, и, если ее разбудят, кто будет отвечать за это? Кто дорого поплатится за этот шум?
— Вот в чем дело, госпожа, — смиренно отвечал центурион. — Здесь у нас колдун — и самый опасный, — прошу у него извинения — самого высшего сорта! Он подставил свои глаза к носу достопочтенного начальника Павла и протащил его в ворота за собой, тогда как Павел поклялся, что не пропустит его. Этот маг говорит, что у него есть дело до тебя, госпожа, и это очень озабочивает меня!
