По-прежнему не в силах вымолвить ни слова, Йон повернулся к лежащей на полу книге. Она была открыта на новой странице, и ему не потребовалось ни малейшего сознательного усилия, чтобы прочесть:
Когда слова сии прочтешь
И чужака убьешь,
Тогда все то, что алчешь ты,
Немедля обретешь.
В глубине души Йон не сомневался, что в следующий раз книга потребует от них человеческой жертвы. Думать об этом было настолько тяжело, что каждый вздох давался ему с огромным трудом, причиняя почти физическую боль.
— Обещай мне, — выдавил он наконец. — Обещай мне, что никогда, никогда больше не будешь пользоваться этой книгой.
Эрик рассмеялся.
— Конечно, вблизи Скирнир выглядит просто ужасно, но он дал мне это…
Йон вскочил и, бросившись к Эрику, схватил его за ворот рубашки.
— Обещай… мне! — прохрипел он.
Лицо Эрика постепенно сделалось серьезным.
— Мне кажется, это было замечательное приключение, но… Если ты так хочешь, я согласен: больше не прикоснусь к книге, — ответил он, вертя в пальцах игрушечный меч.
Йон медленно опустился на пол.
20 марта 1969 года, суббота
Плейку, Вьетнам
Со всех сторон санинструктора 4-го класса Йона Скелла окружали унылые желтовато-серые стены полевого военного госпиталя, однако витавшие здесь запахи медикаментов казались ему приятными, словно самые изысканные духи. Он молча бродил по этим коридорам, лишь краем уха прислушиваясь к шороху колес каталок и стонам раненых. Он знал, что пройдет совсем немного времени и военный вертолет доставит его и нескольких других медиков на холмы вокруг Контума, чтобы готовить к эвакуации попавших под обстрел пехотинцев, так что уже через считанные часы Йон сам мог оказаться на госпитальных носилках в качестве одного из пациентов.
От этой мысли у него похолодело внутри, хотя он не был трусом и ему уже приходилось заглядывать в глаза смерти. Как-то в старших классах, когда все были буквально помешаны на машинах, Йон, желая доказать, что он настоящий мужчина, принял участие в одной рискованной гонке и, не справившись с управлением, вылетел в кювет.
Воспоминания о том, как он лежал в палате интенсивной терапии хирургического отделения больницы, все еще были свежи в его памяти. Находясь на грани жизни и смерти, Йон видел сотканный из голубого света тоннель, который описывали многие побывавшие в состоянии клинической смерти. Он припоминал также владевшее им ощущение глубокого, безмятежного покоя, подобного которому ему еще никогда не приходилось испытывать. Йон вряд ли сумел бы найти подходящие слова, чтобы описать это состояние. Казалось, будто он заключил союз с самой смертью, и она укрыла его от нечеловеческой боли, которая свидетельствовала, что Йон все еще жив.
