– Куда разместили кардинала Рабуити? – спросил он у Контарини.
– В крыло напротив, дорогу знаю. Если хотите, чтобы я Вас проводил туда, нужно поторопиться, потому что потом я должен бежать на совещание.
– Сейчас буду готов.
Надел сутану с красной окантовкой и такими же пунцовыми пуговицами, ермолку. Взял папку с документами и сунул в нее еще непрочитанную почту.
– Пойдемте, Контарини.
Вышел, закрыл дверь на ключ и отдал его секретарю.
В коридоре, куда никогда не попадало солнце, было холодно. От заплесневелых стен с разбухшей и местами отвалившейся штукатуркой пахло сыростью, гнилостный запах ее подавлял все прочие. В глубине коридора заметил монахиню, сворачивавшую в другой отсек. Как, разве такое может быть? Конклав – это же место, предназначенное только для мужчин!
– Не монахиня ли там прошла?
– Нет, Ваше Высокопреосвященство, это был бенедиктинец в сутане.
Как он мог так обмануться? Здесь должны находиться только мужчины – этим уникален Ватикан. Такой порядок установлен несколько конклавов назад: избираемый папа обязан был проходить медицинское обследование на подтверждение принадлежности его к сильному полу.
Посмотрел на Контарини, шагает быстро-быстро, такой скорости ему никогда не достичь. Чувствовал исходящий от секретаря запах одеколона, которым обычно тот опрыскивался. Принадлежность капеллана к клиру очевидна: как всегда, безукоризненно одет, элегантен, руки ухожены, аккуратно причесан – волосок к волоску, ботинки с темной застежкой. Да, это лучший из его помощников, что и говорить, но и самый таинственный. А этот свет в глазах, когда обманул, отрицая монахиню в фигуре, свернувшей в другой коридор…
Контарини был сравнительно молодым человеком, ему только что перевалило за сорок. Ночи часто проводил тихо, но всегда был наготове, ожидая, когда понадобятся его услуги. Говорили, что капеллан до сих пор переживает трагедию, случившуюся в его прошлой жизни женатого мужчины. Брак закончился самоубийством жены. Почти сразу после смерти жены Контарини выбрал себе стезю священнослужителя. Никто и никогда не рисковал говорить с ним о его трагедии. Часто казалось, в элегантном секретаре все еще присутствует что-то из манер женатого человека. До сих пор Джорджо Контарини хотелось нравиться и тем, например, что, с учетом страшной потери в прошлом, его жизнь капеллана, как ангела-хранителя, не отделима от жизни Его Высокопреосвященства.
Несколько преувеличенная забота Контарини была кардиналу в тягость. Педантичность, с которой Контарини контролировал его гардероб, выбирал ткани, обстановку, обувь, постельное белье, часто вынуждали архиепископа упрямиться и капризничать. И все-таки бытовые мелочи остались за секретарем. Тем более, что в конце концов кардиналу это было на руку: Контарини тонко и деликатно умел подобрать цвета в одежде, правильные продукты, ароматы и цветы для украшения алтаря, знал, кому, какой и по какому случаю предпочтителен подарок тем лицам, что окружали архиепископскую курию.
