Она не договорила, задумавшись. А думать она умела.
— Так плавать куда приятнее. Стану постарше и откажусь от этого удовольствия.
— Я тоже думаю, что такое себе разрешают только молоденькие девушки.
— Говорю вам, что такое купанье доставляет большое удовольствие. Совсем другое ощущение.
— Послушайте, Зазу, мне что-то тоже захотелось прыгнуть в воду. Здесь достаточно места для двоих. Почему бы и мне не познакомиться с… этим ощущением?
— О, Господи, не надо!
Это у нее получилось ненатурально: у нее не было времени на подготовку.
— Я не стану заплывать на вашу половину бассейна… Постараюсь этого не делать.
Она опустила глазки, потом подняла их на меня и кокетливо отвела в сторону.
— Зазу, — попросил я ласково, — поднимитесь наверх.
— Что?
— Поднимитесь по лестнице. Нет, не до самого верха. Чуть-чуть, на пару перекладин.
— Зачем?
— Я вам скажу, когда вы поднимитесь ко мне, я вам прошепчу.
Она сощурила глаза и чуть вытянула вперед губы. Передо мной был капризный ребенок. Что ж, выполнено безукоризненно.
— Вы вовсе не должны мне ничего говорить. Я… ммм… не хочу знать.
По-моему, она уже догадалась.
— Вверх по лесенке. Ну же, раз, два.
— Я не…
— Ну что ж, в таком случае придется нырять мне!
Она начала подниматься.
— Прекрасно, — похвалил я, — достаточно. Ведь мы не хотим переусердствовать, не так ли?
Вода скатывалась с ее бедер, струилась с больших белых грудей. Я наклонил голову в сторону, потом в другую.
— Именно так я и думал. Как мне кажется…
Я понизил голос до шепота:
— Вроде бы 38–21–36–22.
Карие глаза смотрели на мои губы.
Она тоже шепотом повторила:
— 38–21–36…22. Что же такое 22?
— Вы прекрасно знаете, что это означает!
Я возвращался назад в Лос-Анджелес, опустив верх своего «кадиллака», ветер охлаждал мое лицо. Время от времени я улыбался. Зазу вспыхнула, да еще как, даже грудь порозовела. Стала такой же, как дом ее отца. Нет, это заявление я беру назад. Цвет был вовсе не таким вульгарным.
Поел я на Стрипе и воспользовался платным телефоном, чтобы позвонить Сэмсону и сообщить о Верме и обо всем остальном. Мне не хотелось ехать в полицейское управление, так как в этом не было особой необходимости.
Сэм поинтересовался, как реагировал Александер. Я ответил:
— Сама любезность и благожелательность. Он не питает зла к человеку, который всадил четыре пули в Гизера. Живи сам и не мешай жить другим. Беспокоиться не надо.
— Скверно.
— Можешь мне не говорить. Если бы он бушевал и ругался, я бы чувствовал себя гораздо спокойнее.
