И тем не менее я обязан каким-то образом сообщить это. И не только ради спасения собственной шкуры. Люди должны знать про Себастьяна, про Троя и… Возможно, избиратели должны обо всем этом услышать до того, как завтра они пойдут голосовать. Я подошел к телевизору и включил его. Говорил Эмерсон.
У него было хорошее, умное лицо, не слишком красивое, но сразу было видно, что это незаурядный человек. Он не владел особым ораторским искусством, не чаровал голосом, не уговаривал, а рассуждал. О тех же самых проблемах, которые звучали в речи Хорейна Хэмбла: о пенсиях, здравоохранении, образовании. Он ничего не обещал от своего имени, но объяснял, чего мы сумеем добиться совместными усилиями. «Мы должны надеяться во всем на самих себя, помогать друг другу и уважать друг друга. Не на помощь государства, которая расслабляет и того, кто дает, и того, кто получает».
После этого он замолчал на такое продолжительное время, что я испугался, не случился ли у него паралич гортани. Но нет, ничего подобного: он думал. Я так давно не видел, чтобы человек, занимающий большой пост, думал публично, что позабыл, как это выглядит.
Эмерсон посмотрел прямо в камеру:
— Возможно, мой язык слишком груб и трудно понятен для слуха, привыкшего к обтекаемым формам любителей изящно выражаться. Если так, смиритесь с этим. У меня нет желания быть Президентом нации, где у мужчин нет чувства самоуважения, у женщин — гордости, а у детей — надежды.
Его голос потеплел:
— Но я верю в вас, американцы. Верю в присущую вам мудрость, способность принимать самостоятельные решения, а не ждать, когда за вас подумает правительство.
Я выключил телевизор.
В данный момент я думал даже не о том, что именно говорил Эмерсон, а какая разница была между его выступлением и выступлением Хэмбла. По сути дела они были взаимоисключающими.
Дело было не только в том, кто из двух ораторов проявил больше здравого смысла или выступил правдивее. Можно было подумать, что они говорили на разных языках. Вообще-то, так оно и было, если судить по выбору слов, эпитетов, сравнений. Но я имею в виду другую разницу. Истина остается истиной, независимо от того, как она изложена или каков ее источник… Мне нравится девушка и в норковом манто, и в голубом бикини: ее тело не меняется от того, во что она переоделась.
Когда выступал Эмерсон, произносимые им слова были полны энергии, веса, сока, жизни. Они обладали субстанцией. Казалось, стоит только протянуть руку и пощупать их. Но вы не могли ухватить фразы Хэмбла: слова в ваших пальцах с треском лопались, как красивые мыльные пузыри.
