Четверо со «Сринагара» | страница 72
— Увидишь. Неплохо будет, если ты расчешешь волосы на прямой пробор так, чтобы они свисали по обе стороны лица, как уши у спаниеля…
Она не стала противоречить и занялась своей прической. Когда она закончила, вид у нее был шикарный!
— Теперь пошли! — сказал я, и мы направились в клуб.
Перед самым входом я сказал:
— Все это против моих правил — а иногда даже лучше, самые лучшие мои правила бывают бессильны. Так что обещай мне одну вещь.
— Ладно.
— Если все сойдет гладко, я об этом не заикнусь. Но если я скажу тебе «убирайся!» — сматывайся немедленно. И быстро.
— Ладно.
— Если мы… э… разойдемся, я найду тебя в твоем новом отеле, куда ты перебралась сегодня.
Договор был заключен. Я открыл дверь, и мы вошли в клуб.
Глава 11
За дверью сырая мрачноватая лестница вела куда-то вниз, под землю — это было то, что обычно именуется «погребок».
Мне много приходилось слышать о «табачных ящиках» и видеть с полдюжины подобных местечек. Это был один из притонов, носящих громкое название «артистического кафе», где анемичные поэты бормочут анемичные стихи перед анемичной аудиторией, где под жуткую какофонию оркестров в стиле модерн произносятся высокопарные речи и сентенции. Здесь собираются художники, артисты и поэты, непризнанные веками и не признающие никого, кроме самих себя. Богема, вывернутая наизнанку, разношерстная публика, где сутенера невозможно отличить от графомана, а поэтессу от проститутки. В общем-то, не очень веселое местечко.
Мы с Эллен спустились вниз по бетонным ступеням и очутились на дне. Здесь царил полумрак, в котором я с трудом разглядел длинную стойку бара, протянувшуюся футов на сорок влево от того места, где мы стояли. Стена напротив бара, стена, у которой мы стояли, и стена в дальнем левом конце помещения были сплошь покрыты рисунками, дополнявшими общую картину дантова чистилища.
Справа была небольшая комнатка, где пары и группки сидели за столиками, покрытыми скатертями в белую и черную клетку. Свечи торчали в пустых винных бутылках, излучая колеблющийся тусклый свет. Прямо перед нами, за ближайшим концом стойки, был открытый проход, сквозь который виднелась часть большой темной комнаты с рядами деревянных стульев, установленных перед небольшой эстрадой, залитой ярким светом прожекторов и софитов. Там что-то происходило. Над входом висел транспарант, провозглашавший эту комнату «зрительным залом» и — мелким шрифтом, конечно, — перечислявший имена гениев, которые принимали участие в сегодняшнем представлении.