— Разве нет?
— Да, я — Катрин Грин, но все зовут меня Китти. — Она улыбнулась. — Вы тоже можете так меня называть, если хотите. Но сначала объяснитесь.
Я понятия не имел, с чего начать: она казалась такой неиспорченной малышкой. И я выпалил:
— Речь идет о мистере Сэйдере.
— О Марти? С ним что-то случилось? — В ее голосе прозвучало неподдельное беспокойство. — С ним все в порядке?
— Да, он в порядке. Пока. Но... — Как ни трудно мне было, я все же решил быть потверже, раз уж я намеревался выжить. Эта маленькая красотка вполне могла водить меня за нос. Подобные ей попадаются в любой упаковке. Поэтому я был резок: — Вы знаете Сэйдера достаточно хорошо, не правда ли?
— Да.
— Насколько хорошо?
— Ну, это уж мое дело, мистер Скотт, — насупилась она.
То-то и оно, что это было ее личное дело и в обычных условиях меня не касалось бы. Но поскольку день выдался необычным, я не стеснялся:
— Мисс Грин, я знаю о вашей... дружбе с мистером Сэйдером...
Она тряхнула головой и прежде, чем я мог продолжить, выпалила:
— Мистер Скотт, вы сюда приехали поговорить о морали, или еще что-нибудь привело вас сюда?
— Извините, но сегодня утром Марти Сэйдер приказал убить меня.
Мне пришлось ждать ее реакции. Сразу до нее не дошло, и она продолжала смотреть на меня пристальным, слегка воинственным взглядом. Наконец она поняла, и строгие черты ее лица несколько смягчились. Она вскинула голову и вымолвила:
— Что такое? Что вы говорите? Вы, должно быть...
Я не отставал:
— И после моей смерти его наемник должен был позвонить вам и сообщить: «Я доставил цветы», что означало бы, что я уже мертв.
Она была шокирована, губы ее дрогнули, и краска начала заливать ее лицо.
— Вы грязный лгун! — произнесла она еле слышно, затем перешла на крик. — Это вы! Вы только что звонили мне! Вы подумали, что я... о!
Как только ни обзывала она меня: и негодником, и подлецом, и дешевкой, и ненормальным и т.д. и т.п. Она вскочила на ноги, наклонилась ко мне, сжала свой кулачок и попыталась меня ударить. Я выставил локоть и отбил ее руку.
Она продолжала кричать, размахивать руками и с каждой секундой казалась все более взбешенной. Не добравшись до моего лица, она резко развернулась, сделала три шага в сторону от меня и схватила полуметровую вазу, которая стоила, наверное, добрую сотню, пока она с ней не разделалась. Она подняла ее над головой и швырнула в меня. Если бы я не увернулся, мне пришлось бы неделю извлекать осколки вазы из своего лица. Она врезалась в стену за моей спиной, разлетелась вдребезги и рассыпалась по полу.
