Может, и правда. Большинство влиятельных женщин похожи на мужчин или по крайней мере хотели бы ими быть, и когда она начинала, женщины в ее профессии были наперечет. А теперь их тысячи. Спрос и предложение, ничего особенного в ней больше нет. Женщины везде и повсюду. Нахватались идей из телевизора и делают то же, что и она. Это да кое-что еще, вот вам и объяснение, почему Скарпетта подалась сюда, в Чарльстон, и работает — чего там скрывать — в бывшей конюшне. Такого Люшес уж точно для себя бы не хотел.
Он живет над похоронным бюро, в доме, которым семейство Меддикс владеет уже больше сотни лет. Трехэтажный особняк на месте бывшей плантации, где еще сохранились хижины рабов, — это вам не крохотный каретный сарай в старом, узеньком переулке. Скандал, да и только. Одно дело — бальзамировать тела и готовить их к похоронам в профессионально оборудованном помещении, и совсем другое — проводить вскрытие в конюшне, особенно когда приходится иметь дело с утопленниками — Люшес называет их зелененькими — и другими, им под стать, которых чертовски трудно представить семье в презентабельном виде. Тут уж как ни старайся, сколько порошка Д-12 ни сыпь, чтоб не воняли в часовне, ничего не помогает.
За воротами появляется женщина, и Люшес Меддикс позволяет себе предаться излюбленному занятию, вуайеризму, тщательно разглядывая ее через темное тонированное стекло. Она открывает и закрывает черные внутренние ворота, потом внешние, высокие, с изогнутыми прутьями, образующими в середине фигуру наподобие сердечка. Как будто у нее есть сердце. Люшес уверен — нет. На ней костюм. Волосы у нее светлые. Рост? Примерно пять футов и пять дюймов. Юбка восьмого размера, блузка — десятого. Он практически не ошибается, когда надо определить, как выглядит голый человек на бальзамическом столе, и даже шутит, что у него «глаз-рентген».
Поскольку она приказала — да еще так грубо — не выходить из машины, Люшес и не выходит. Она стучит в затемненное окно, а его охватывает возбуждение. Пальцы начинают дрожать на колене, тянутся своевольно ко рту, и он говорит им «нет». Щелкает резинкой по запястью, заставляет руку остановиться и, чтобы удержаться от неприятностей, снова щелкает резинкой по запястью и сжимает руль.
Она снова стучит.
Люшес бросает в рот зелененький кружочек «Лайфсэйверс» и опускает стекло.
— Чудное вы выбрали местечко для частной практики, — говорит он, привычно улыбаясь.
— Не туда попали, — говорит она вместо «доброе утро» или «приятно познакомиться». — Что вы здесь делаете?
