Впервые он познал воинский быт, когда вступил в ряды милиции. Свой полуразбойничий поначалу отряд он никогда не отождествлял со своим юношеским идеалом — «железнобокими». Он старался привить Конистонскому взводу понятие о честности и дисциплине, и потому солдаты этого взвода получили прозвище «пуритан». Но все это шло не от них, а от него одного, и вот теперь он получил за это весьма сомнительное вознаграждение — его усилия привлекли внимание полковника Эльтона. Мысль об уходе из милиции стала его навязчивой идеей. Линда может не понять, почему он покидает свой пост в такой, казалось бы, опасный момент. Но он последует совету тетушки Анны и увезет ее в Европу, если, конечно, она станет его женой.
Она просила его подождать. Она всегда говорила одно и то же: «Подожди, Том, подожди, пока я сама пойму себя». Однажды она сказала напряженным, полным страсти голосом: «О боже, я так боюсь. Если я сделаю тебя несчастным, Том, ты покинешь меня? Тогда я умру». Ей нравилось унижать себя перед ним; она целовала его руки, плакала и шептала: «Наверно, это очень безнравственно любить тебя так? Ты мой бог!» Он поднимал ее голову, целовал ее в губы, а она смотрела на него горящими глазами, в которых, казалось, отражалась вся ее душа. И снова ее страх, страх перед самой собой, становился между ними, и она вырывалась из его объятий, говоря: «О, как тебе жаль меня!» Она терзалась целых два месяца. Когда он в последний раз уезжал с фермы Мисганст, она шла рядом с лошадью, держась за стремя. Он остановился, но она сказала: «Дальше!» Она была босиком, но не замечала камней. У реки он слез с лошади, чтобы попрощаться, но Линда отстранилась от него; ее прекрасные темные глаза были широко раскрыты и глядели тревожно. Он еще раз попрощался с ней, но она пробежала брод вслед за ним и снова пошла рядом. Она не хотела взять его за руку, но подняла глаза и сказала: «Когда-нибудь мы будем счастливы, Том». Повернувшись, она побежала по дороге, ведущей к ферме, и вскоре скрылась за кустами. В следующий раз он увидел ее в Питермарицбурге. И, наконец, она лежала, словно мертвая, в своем белом бальном платье с разбросанными по нему голубыми незабудками. Ее лицо казалось таким маленьким и измученным.
Конь энергично перебирал ногами и позвякивал удилами; жара и непрерывное жужжанье насекомых вконец одолели Тома, и он двигался как во сне. Его быстро догоняли коляска и всадники. Сначала он услышал шум и, оглянувшись, увидел, как она спускается в лощину на изгибе дороги. Копыта лошадей подняли облако пыли, которое и повисло над лощиной, скрывшей коляску. Том пришпорил коня и освободил путь. Впереди дорога выравнивалась и поднималась по склону холма. По одну сторону ее тянулся высокий вал из желтой глины, заросший кустами акации; по другую — цепь больших камней, за которыми шла насыпь, а дальше — крутой, поросший чахлым кустарником склон к реке. На защищенных от ветра холмах лепились краали, и вид у них был совсем мирный, но Том вспомнил, что совсем недавно видел здесь лежавшую в луже крови маленькую белую свинью. На дороге появилась молодая зулуска с тяжелой вязанкой хвороста на голове; женщина эта показалась Тому знакомой. Когда коляска перевалила через холм, он разглядел, что лошадьми правит судья Мэтью Хемп. Рядом с ним сидел белый сержант, а на заднем сиденье — два полицейских-зулуса. Двое полицейских скакали по обеим сторонам коляски. Не за ним ли они едут? Вчера вечером он поступил своевольно и, пожалуй, даже незаконно, получив от этого какое-то злобное удовлетворение. Возможно, Хемп пытается нанести ответный удар. Но они поздоровались и проехали мимо него, не останавливаясь. Он тоже нехотя поднял руку в знак приветствия. Зулуска заметила их приближение и остановилась в нерешительности. Потом она отошла к той стороне дороги, за которой поднимался глиняный вал, но и Хемп свернул лошадей ближе к краю дороги и, казалось, намерен был попугать ее. Полицейские, ехавшие верхом, поскакали вслед за коляской. Проезжие часто потешаются так над робкими пешеходами. Когда между Хемпом и женщиной оставалось шагов пятьдесят, она решила перейти дорогу. Том видел, что она вовремя перебежала на другую сторону, но Хемп снова повернул лошадей прямо на нее. Она вскрикнула, и сквозь облако пыли Том увидел, как ее вязанка покатилась по насыпи. Коляска проехала, но зулуски нигде не было видно. Она или упала, или спрыгнула вниз с дороги. От изумления Том буквально оцепенел. Хемп, по-видимому, сделал это нарочно, но он не был пьян, и, значит, это была глупая и жестокая шутка, хотя ее, очевидно, одобряли и его спутники; во всяком случае, никто из них даже не оглянулся.
